Реальная история запорожского танкиста: «Тот, кто говорит, что он воевал и не боялся – я ему не верю. Боялись все.»

973
1

Реальная история запорожского танкиста: «Тот, кто говорит, что он воевал и не боялся – я ему не верю. Боялись все.»Журналисту «Верже» волей случая посчастливилось встретиться с настоящим героем Украины, воином, ветераном АТО Алексеем Павлятенко. В мирной жизни он был заурядным электриком, но когда наша страна погрузилась во мрак войны, он один из первых вышел на ее защиту. Как сложилась его жизнь, какие испытания ему пришлось вынести, находясь в зоне АТО, Алексей рассказал в интервью

— С чего начался путь солдата?

— Я прошел срочную службу в «Десне» в 2008 году, служил механиком­водителем танка. Тогда казалось, что больше никогда не столкнусь с военной техникой.

Однако весной 2014 года попал под мобилизацию — мне пришла повестка. Естественно, сразу отправился в военкомат, тогда мне всего лишь вклеили какую-­то бумагу в военник, и сказали: в случае войны позвоним. Я сообщил об этом начальству на заводе (Алексей работает электриком на одном из крупных запорожских предприятий), они сказали, что не пустят, и вообще у меня от военкомата «бронь». Но через несколько дней повторную повестку вручили лично в руки со словами «с вещами на выход», и я подчинился долгу.

— Был ли страх, сомнения?

— Я ни минуты не сомневался. Давал же присягу верности Родине, будучи на срочной службе, значит будь добр ее соблюдать. Я держу свое слово, поэтому и защищаю свою страну.

— Что было после мобилизации?

— Нас сразу отправили в часть. Выдали форму, противогазы, основу. За каждым закрепили технику и защиту, тогда начались 10 дней переподготовки. Я попал в 93 отдельную механизированную бригаду. Сначала было весело, все уже деды бывалые. Мы вспоминали забытые навыки, тренировались управлять техникой и никто не думал, что пойдем воевать, видеть кровь, разруху.

Однако в конце мая погиб Юра, — механик­водитель танка (его экипаж первым отправили на фронт), и тогда весь танковый батальон понял, что это не шутки.

Реальная история запорожского танкиста: «Тот, кто говорит, что он воевал и не боялся – я ему не верю. Боялись все.»

— А как скоро вы поехали непосредственно на границу с врагом?

— К нам должны были приехать лейтенанты после училища, а мы, в свою очередь, показать, как отбиваем блокпосты и вообще проводим наступление. За это нам обещали 5 дней отпуска, но, после «показухи» с холостыми патронами, сразу пришел приказ: «Никакого отпуска, отправляйтесь на склад, грузитесь и в АТО».

В начале июня нас отправили под Краматорск. Командир сообщил, что нужно занять блокпост сепаратистов. Как оказалось, узнав о нашем наступлении, противник его просто так оставил, испугавшись танка и двух БТР.

— Как к вам отнеслось местное население?

— Местные рассказывали, что сдавая позиции, сепары, зачастую, угоняли у населения машины, поэтому многие прятали аккумуляторы, чтоб сохранить свое авто. А в магазине кассир округлила глаза, когда мы расплатились. Рассказывала, что ДНРовцы просто приходили и брали что хотели, а когда продукты перестали завозить, начали мародерствовать и грабить дома. К слову, продавщица долго не верила, что мы из регулярной армии Украины, т.к. им рассказывали, что когда придут силовики — всех разворуют, сожгут и изнасилуют. А тут такое… Пришли, купили и ушли (смеется).

Поначалу к нам относились с осторожностью, оно и понятно: «бывало снайпер ДНРовский по ногам стреляет, пока коров пасешь, так, ради забавы», — цитирует Алексей местную жительницу. А когда после нашего прихода на третий день завезли пенсии и продукты, то и наш блокпост тоже разбогател молоком, пирожками, сигаретами, медом. Несли — что у кого было.

— И что дальше?

— Дальше мы дислоцировались в Александро­-Калиново, тогда приехал Град и я впервые увидел, как он стреляет по вражеской позиции. Была там еще армия страшная – Стрелкова, нас часто им пугали. Хотя, после того, как ВВ зачистили Дзержинск, а сам Стрелков сбежал, оказалось, что большую часть его ужасной орды составляли местные наркоманы.

Реальная история запорожского танкиста: «Тот, кто говорит, что он воевал и не боялся – я ему не верю. Боялись все.»

— А какая самая запоминающаяся эмоция?

— Знаете, я ехал на танке по освобожденной Константиновке, а отовсюду выходили люди — плакали, махали нам, у самого слезы наворачивались. Было очень трогательно — понимали, что все это не зря.

Но самая запомнившаяся эмоция — это страх. Страх, что, не дай бог, я буду ехать на танке по родному городу и видеть слезы, отчаяние и боль в глазах людей. Тот, кто говорит, что он воевал и не боялся – я ему не верю . Боялись все.

— Как дальше развивались события?

— Да никак. Мы шли, а нам просто отдавали блокпосты, возвращали землю без боя.

Но, к сожалению, все стало не так просто. Впоследствии, мы замкнули кольцо вокруг Горловки в Красном Партизане, и тут началось: огонь из всего, чего только можно. Сразу паника, первый бой же! Но люк задраили и боевую задачу выполнили.

После боя мимо блокпоста пыталась проехать машина. В ней было трое, экипированы намного лучше нас: обмундирование, прицел, оружие (российское, естественно). Остановились и начали угрожать нам гранатой, мол, не пропустите — подорвем. Пришлось расстрелять.

Позже нас подменили и мы поехали под Ясиноватую. Довольно важная боевая точка. Сепаратисты об этом знали… Огонь был очень плотный. Каждый день две недели подряд по 5­6 раз нас накрывали минометные обстрелы, артиллерия, Васильки (80 калибр).

На психику давило сильно, было тяжело дышать. Вот представьте: у вас нет возможности покушать или сходить в туалет, вы постоянно под огнем. Тогда каждый день уходило 2­3 человека, кого­то ранило, кто-­то погибал. Нас становилось все меньше. А в штабе все обещаниями кормили, говорили продержаться неделю, и нас подменят. Единственным желанием было развернуть танк и уехать оттуда, мне казалось, что это и есть ад.

— А вы получали какие-­то травмы?

— Да, меня контузило. Танк стоял в укрытии и попал под минометный обстрел, я не успел задраить люк. Ударило по глазам, я потерял сознание, очнулся — в глазах темно, звон в ушах. Цветов не различал. Тут слышу крик: «Леха! Заводи, надо дать ответку». Я и завел. Закрыл люк, надел шлем, и начали отстреливаться наугад. На войне нет времени долго приходить в себя — нужно сразу выполнять приказ.

— После того, как все закончилось, вы попали в медучреждение?

— Нет, я просто не знал симптомов контузии и думал, что это как в фильмах или видеоиграх — чуть потрусило, покружило и все пройдет. Но потом начала голова болеть, тошнило. Мы плохо спали и ели, я подумал, что из-­за этого. Нас осталось очень мало. Я понимал, что скорее всего оттуда живым не выйду. Либо 200 либо 300, только так. Но каким-­то чудом, получив приказ, мы вывезли всех оставшихся и я на своем танке отступил. После этого обстрела нас отправили на 10 дней домой.

— Рады были вернуться?

— Что за вопрос! Конечно рад. Увидеть родных, свой город. Было непривычно видеть мирное небо, целые, неразрушенные здания, улыбки и беззаботность на лицах людей, это было приятно.

— К слову, как вы узнали, что вас контузило?

— На 8­й день дома начало колоть сердце, когда вернулся в часть, парни сказали не шутить с этим, поэтому я пошел в медроту. Потом резко все ухудшилось. На следующий день я не мог говорить – начал заикаться, стала дергаться нога. Меня отправили в госпиталь при части, а потом в Днепропетровск, там проходил лечение. Прошел месяц и сказали, что я поеду в Одессу, там могли комиссовать. Я отказался, не хотел стать списанным. Приехал домой, лечился. После уколов стало легче.

В ноябре как раз была ротация, весь наш батальон вернулся в часть, где начали подсчитывать оставшуюся технику и заново формировать экипажи. Я, естественно, не мог бросить своих и тоже решил вернуться в строй.

Правда меня не хотели брать обратно, потому что контуженный, да и дергалась нога, нечасто, но было. Ротному пришлось взять меня, потому что из трех рот получилось собрать только одну, много кто отказался. Также мне повезло, что один танк был свободен, поэтому у меня сформировалась команда.

— И куда вы попали на этот раз?

— Направились в Донецк, к аэропорту.

Там везде были сепары, и в терминале и на цокольном и втором этажах, а наши баррикадировались на первом и их никак не могли вытравить.

Мы прибыли, когда уже было темно, вокруг терминала все было заминировано, нас начали обстреливать, поэтому пришлось разворачиваться и ждать утра. Утром я был в шоке! От терминала оставалась одна арматура, каркас. Не здание, а решето, но сверху все равно развивается наш, украинский флаг.

Нашим же заданием было прикрывать пехоту, целью которой был монастырь — из него велись точные обстрелы наших Киборгов. Как вы помните, увы, но спасти ребят не удалось. Сепаратисты обстреливали их, не давали выносить раненых, заливали керосином, жгли. Это ужасно. В итоге этаж рухнул и засыпал 17 человек насмерть. По нам продолжали вести огонь всем, чем можно: Градами, САУ, кассетными зарядами.

— Кассетными? Разве они не запрещены?

— Да, запрещены, но какое им до этого дело? Людям без опознавательных знаков. И фосфорными зарядами в нас стреляли. Стоишь, а перед тобой горит голая земля.

— А перемирия? Часто нарушали?

— С нашей стороны нарушений не было никаких. Каждому из нас была выдана бумага, подписав которую мы согласились с условиями перемирия, так что, если бы мы стрельнули – сразу трибунал.

— А ДНРовцы?

— Конечно, нарушали. Хуже всего, что мы не могли ответить им тем же. Нам не давали приказа даже отстреливаться. Вместо нас ответку давал Правый Сектор, Азов и прочие негосударственные батальоны. Если бы не они, я бы с вами сейчас не разговаривал.

— Пленных брали?

— Была такая ситуация, когда мимо блокпоста проходило двое мужчин, с виду обычные, говорили, что к женам идут домой. Нас насторожило, что один на вид точно спортсмен, а таких ДНРовцы вербовали в первую очередь. В общем, задержали, передали их разведке, а этот спортсмен оказался заместитель начальника военштаба ДНР.

— Была ли поддержка?

— Конечно! Помогали родные, чем могли: словами, деньгами, передачками. Также поддерживали просто добрые люди из освобожденных сел и городов. Волонтерам отдельное спасибо за «вкусняшки» – их нам очень не хватало. Конфеты, капуста квашеная, пирожки. Через волонтеров всегда можно было передать весточку домой. Очень радовали детские рисунки, сразу ощущаешь себя нужным и важным для других.

Но больше всего меня вдохновило мое возвращение в первый раз. Тогда я ехал по своему городу, а везде флаги, из окон, на балконах, на домах, на машинах. Патриотические граффити, разрисованные мосты. Тогда я понял, что делаю это не зря.

— И как вам приехать в мирный город?

— Как сон. Когда там — кажется, что предыдущая обычная жизнь это что-­то ненастоящее, когда здесь — кажется обратное. Меня радует мысль о том, что я не зря пошел воевать, что все таки выполнял свой долг.

Я видел смерть, но также видел искреннюю благодарность людей.

Андрей ЛЕМЕШКО