Про то, как мешочник и шпион Антанты Иван Рожков в 1921 году в меру своих сил да разумения с произволом Александровского Губчека боролся

757
0

С дней тех минуло много лет. А город наш все такой же. И жизнь его сегодняшних обитателей с их повседневными мелкими заботами и крупными неурядицами мало чем отличается от полузабытого, к несчастью, бытия предков. Потому­-то, кажется, и двигается жизнь наша даже не по спирали, а по замкнутому кругу. Автор ничего не придумал. Каждое событие, каждое слово и даже кажущаяся порой нарочитой архаичность стиля повествования, органически присущего описываемой эпохе, подтверждаются сохранившимися архивными документами и скрупулезными исследованиями местных краеведов
8 мая 1921 года. Южный Поселок. Запорожье
Ночи в мае ой как коротки. А стало быть, рассуждал старший оперативной группы, работу всю необходимую с обыском да с изъятием завершить надо как можно скорее, досвета. Покуда спят безмятежно обыватели александровские (ну никак пока не укладывалось в памяти принятое с полтора месяца назад новое название города; едва­-то только за неполный прошедший год привыкли, что Александровск – уже и не уездный городок, а губернский центр, ан нет тебе – опять перемены!).
Ночь для обыска – самое оно! Потому как нечего бестолку праздно любопытствующим за следственными действиями против контры наблюдать. Да после ненужные вредные сплетни по соседским домам разносить.
Самого задержанного Ивана Осиповича Рожкова, как доподлинно есть врага соввласти, злостного мешочника, взяли намедни сотрудники Александровского Политбюро на станции с поличным (шесть пудов конфискованного свежайшего сала – это тебе по нонешним скудным временам вовсе и не шутка – на расстрел тянет!). Его лично, явного перекупщика и спекулянта, снимающего, как выяснилось, комнату в доме Котенко, что расположен на Южном Поселке за №15, начальник уездной и городской милиции товарищ Тацкий к присутствию при обыске не допустил. И правильно сделал: пусть сидит до поры вражина в «холодной», терзается в неведении, страху перед неминуемым и скорым пролетарским возмездием набирается. Глядишь, и сговорчивее на допросе станет. Все как есть подпишет. Может, и не только про мешочничество. У каждого ведь за душой грехов не счесть. А у такой явной контры – тем паче. Не иначе – бандит или шпион.
Поторопиться бы, беспокоился старший. Медленно дело делается! А ведь не один, три сотрудника обыск производят. И все ребята бывалые, с опытом. А все волынка тянется. Не столь, оказалось, отыскать доказательства вины тяжело, сколь документ о найденном правильно составить. Опись грамотно изложить – дело мудреное.
Уж совсем недолго до рассвета. Свидетельницы, привлеченные по случаю, живущие здесь же на поселке, гражданки Хабаровская и Падалкина и гостившая у них Лазаренкова, что проживает в 27 доме по Слободской улице, сперва наблюдали за обыском с испугом и любопытством, а теперь дремлют в углу на лавке.
На столе посреди комнаты, под тусклой лампой, груда изъятого, а старший, выбирая и разглядывая предметы из груды, монотонно диктует сотруднику для протокола:
«Во время обыска у гражданина Рожкова Ивана Осиповича было изъято вещей 132 наименования. Среди них: 2 револьвера «Наган» и 86 патронов к ним, 50 штук 10­рублевых золотых монет, николаевских червонцев, в жестянке с кофе, 2 катушки ниток, 1 старый матрац, 1 решето, 1 вешалка, 3 старых стула, 1 золотая коронка для зуба, железная банка для масла, 2 корыта, 5 пар старых калош, 1 моток шпагата, 1 веревка в 20 аршин длиной, 5 пудов дров, 2 зубила, 1 фунт чаю китайского, 1 пара старых носков, полмешка сухарей белых, 1 кусочек брезента, 1 ключ от примуса…»

23 июня 1921 года. Запорожье. Допросная ДОПРа
Помощник уполномоченного общей группы горотдела милиции Дюментон служебные бумаги по работе с арестованными оформлял с неохотой. Скучное это занятие – повседневное будничное милицейское делопроизводство. Горой на столе серые да желтоватые картонные папки­-дела с номерами, а в них без счета бумажки подшитые. Справки, протоколы, заключения… Тоска смертная. Куда, казалось, проще уличная оперативная работа. Там все легко и понятно: враг – стреляет, ты – стреляешь в ответ. Главное – это, по возможности, быстрее ствол к бою изготовить да прицел не сбить. И никакой тебе при этом мелкобуржуазной бюрократии и чуждого пролетарской диктатуре показного либерализма. Одна лишь угодная духу времени революционная целесообразность.
Рассмотрев очередное дело, проходящее за номером 1221, по обвинению в шпионаже гражданина Рожкова Ивана Осиповича и завершив допрос арестованного, помощник уполномоченного обреченно вздохнул, утер костяшкой указательного пальца сжатой в кулак кисти вмиг напрягшиеся глаза и, часто макая перо в чернильницу, стал писать необходимое по делу.
«Заключение.
Гр. Рожков Иван Осипович, 38 лет, происходит из крестьян Тамбовской губ., того же уезда, села Чернявки, беспартийный, в Красной Армии не служил, по социальному положению «буржуа», владелец большой мельницы, что видно из удостоверения и переписки. Многочисленные пропуска от всех властей, менявшихся на Украине в течение революции, свидетельствуют о его беспрестанных разъездах, а имеющиеся в отобранной переписке письма с обозначением цен на всевозможные предметы подтверждают крупную спекуляцию, которой гр. Рожков прикрывал свой шпионаж.
Шпионаж устанавливается перепиской, в которой видна связь гр. Рожкова с Ленцим, начальником Каротряда Деникина, Тютюником у Махно, показания гр. Белика и Мерешниченко указывают на то, что гр. Рожков и сам служил в этом отряде и занимался шпионажем во всех организациях, направленных против Сов. власти. Иногда спекуляция и шпионаж вмешиваются в уголовные преступления, маленькие и грязненькие, что очень скверно рекомендует гр.Рожкова.
Как, например, будучи у петлюровцев своим человеком, гр. Рожков устроил под арест гр. Белика, ради того, чтобы в его отсутствие похитить его вещи. Что устанавливается показаниями гр. Белика…
При обыске у гр. Рожкова в тщательно скрытом виде два «Нагана» обнаружено и 86 патронов. Золотые николаевские монеты, от чего он отказывался, пока ему не были предъявлены вещественные доказательства.
Вообще гр. Рожков приводится к сознанию туго. Лишь в случае полной невозможности отрицать на большинство вопросов отвечает: «Не помню и не знаю».
Раскаяние в нем отсутствует. Это видно из следующего: при первых показаниях он отрицал хранение оружия, заявляя, что на это не способен. Когда же ему были предъявлены «Наганы» и он был опрошен, почему не сознался, то гр. Рыжков ответил: «Думал, что их не найдут, они останутся у меня или отблагодарю ими начальника розыска».
А посему… вполне соглашаюсь с заключением Запполитбюро: признать вполне доказанным обвинение гр. Рожкова Ивана в шпионаже, в злостной спекуляции, в сокрытии оружии. И, принимая во внимание всю тяжесть его обвинения, социальное положение, отсутствие в нем раскаяния и смягчающих вину обстоятельств, как врагу революции должно применить ему высшую меру наказания, т.е. расстрелять. Производство следствия прекратить и дело сдать в архив».

5 октября 1921 года. Запорожье. Губчека
Следователь губернской чрезвычайной комиссии, который составлял заключение к делу, проходящему в делопроизводстве по ведомству за №1162, по обвинению гражданина Рожкова Ивана Осиповича в шпионаже, резюмировал следующую сложившуюся коллизию:
«Дело возникло в Запорожском Политбюро 7/5 21 года, где по расследованию было предложено применить высшую меру наказания – расстрелять. При слушании дела в Запорожском Губчека голоса разделились: 4 – за расстрел и 2 – против (в том числе Председатель), ввиду чего дело передано ВУЧК (Всеукраинской чрезвычайной комиссии) на санкцию.
… Хотя обвинительный материал о гр. Рожкове относится к 1918 и 1919 годам и за последние годы данных о его преступной деятельности не имеется, я предлагаю к гр. Рожкову, не загладившему ничем перед советской властью своего прошлого, применить высшую меру наказания – расстрелять».

Октябрь 1921 года. Харьков. В.У.Ч.К.

Председатель Всеукраинской ЧК Василий Манцев, несмотря на грозную должность, прибегать к излишнему злоупотреблению применением высшей меры социальной защиты по отношению к сложившему оружие, а то и вовсе искренне раскаявшемуся врагу не любил; хорошо помнил, как однажды и сам решительно не склонный к излишним сантиментам и миндальничанию с контрой Владимир Антонов­Овсеенко, герой революции и нарком военных дел Украинской Советской республики, обозвал в сердцах «чрезвычайки» – боевые дружины красного террора, беззаветно утверждавшие в Украине идеалы большевистской пролетарской диктатуры – «чересчурками».
Нет, пролетарскую бдительность он не терял. И революционный запал ничуть не растратил. Что до золотопогонников, белого монархического офицерья или, скажем, разномастных националистов – гетманцев-­петлюровцев, тут без вопросов: к ближайшей стенке и точка. А вот в отношении тутошнего крестьянина-­гречкосея перегиб с затянувшейся военной продразверсткой, как оказалось, явно имеется. Потому­то и неспокойно, потому­то и лезут, как тараканы из-­под пола, сколь не дави, невесть пойми откуда всяческие атаманы да батьки.
Может, и правда, невозможно жить республике дальше в условиях военного коммунизма? Хватит обдирать крестьянина, как липку, да стрелять почем зря горожан-­мешочников за пуд пшеницы, сторгованный в недобрый час за тертый поношенный костюм, прохудившиеся калоши или сбереженный на черный день царский червонец. Всего­-то дела: разрешить частную оптовую и розничную торговлю да заменить ненавистную крестьянину повинность на разумный продналог. И обязательно отменить введенную еще при Керенском государственную монополию на продажу хлеба. Неужто гражданская война всех против всех, кровавая вольница Махно, Кронштадт и Тамбов ничему не научили?
А на местах уж пора бы, в ожидание решений сверху, и самим головой, что не только для ношения фуражки с жестяной звездой предназначена, думать. Соответственно сложившимся обстоятельствам. И, конечно, соответственно Решениям Съезда большевистской партии и Декретам Совнаркома. Кому, как не александровским, или теперь уже запорожским, товарищам понимать это?! А вот поди ж ты! Шлют и шлют по пустяковым надуманным вопросам на утверждение расстрельные дела. Как вот это – Ивана Осиповича Рожкова, мешочника­шпиона. Курам на смех! Надо бы распорядиться провести следствие по всей форме да предоставить дело для решения судебной разгрузочной комиссии.

3 декабря 1921 года. Харьков. ВУЧК
На заседании судебной разгрузочной комиссии ВУЧК под председательством тов. Михельсона, при членах тов. Лукирском, Лаубе и Гоголеве слушали дело №1168/364 доставленного из Запорожья тамошним ГубЧК гр. Рожкова Ивана Осиповича, 38 лет, крестьянина, Тамбовской губ. и уезда, машиниста, по подозрению в шпионаже.
Постановили: освободить из­под стражи и отправить по месту жительства. Дело прекратить и сдать в архив.

Март 1922 года. Запорожье.  Южный Поселок
«Председателю при ГПУ  тов. ДЗЕРЖИНСКОМУ
Ивана Осиповича Рожкова,
прожив. в гор. Александровске
Екатеринославской губ.,
Юж. Пос., №15, д. Котенко
ЖАЛОБА
1921 г. я был арестован 8­го мая Александровским Политбюро по распоряжению начальника Тацкого за сало 6­ти пуд., а потом забрали все имущество, передали в Александровский Губчека, а таковое меня направило 26­го октября в Харьков. В ВУЧК. Там меня освободили и выдали бумагу 17 января 1922 г. за №12156, в которой адресовано в Запорожскую губернскую чрезвычайную комиссию с получением таковой освобожденному возвратить все отобранное у него при аресте. Я обратился в Губчека, там тянули дело и в конце концов вещи мне не вернули. Председатель ГПУ сказал тов. Анищенко: «Не ходи, будешь опять сидеть». Как видно из справки начальника отделения, вещи имелись в хранилище, потом много вещей, еще не занесенных в протокол, разобрали сотрудники при обыске, на котором начальник политбюро Тацкий не допустил меня присутствовать.
Обыск производили сотрудники Мартыненко, Найденыш и Захарин. Свидетелями были: Хабаровская и Падалкина. В банке с кофе находилось 500 руб. золотом (монетой), она неизвестно куда исчезла. Прошу ее разыскать и употребить на пропаганду коммунизма.
… Я ­ бывший матрос корабля «Пантелеймон», машинист, инвалид, потерявший 35% трудоспособности на заводе Худякова в Армавире. Всю жизнь свою трудился и считаю несправедливым, что отобрали у меня все имущество, как это и признал Центральный орган ГПУ Украины в Харькове.
Прошу Вас оказать мне содействие в возвращении мне неправильно отобранных у меня вещей или вернуть мне их стоимость…»
Постскриптум
Деньги и вещи, несмотря на обращения во все инстанции, Ивану Рожкову, конечно, не вернули. Однако и арестовывать вновь не стали. Рожков Иван Осипович был окончательно реабилитирован лишь в 1991 году. Согласно ст.1 Закона Украины от 17 апреля 1991 года «О реабилитации жертв политических репрессий».

Борис Артемов