Боец Национальной гвардии Украины Максим Авраменко согласился поделился откровенными воспоминаниями о войне на востоке
— Почему вы решили пойти добровольцем?
— Многие мои друзья и знакомые уже были в АТО на то время и рассказывали мне разные истории с фронта. Плюс я смотрел телевизор и видел, что показывают одну и ту же «картинку» по всем телеканалам. Мне стало интересно, как на самом деле там обстоят дела, и я решил для себя, что пойду добровольцем. Собрался с мыслями, взял повестку из военкомата, которая мне пришла до этого, и пошел записываться. Я захотел не на срочную службу, а именно добровольцем.
— Как родные и близкие отреагировали на ваше решение?
— Это был мой осознанный выбор. Сначала родственники пытались меня переубедить и отговорить, но я такой человек, что если принял решение, то уже не отступлю. Тем более что это для меня такой важный шаг. Я считаю, что каждый парень должен пройти армию, потому что она делает из парней мужчин. Там дисциплина, ответственность, самостоятельность и т.д. – все, что необходимо для мужчины. Армия – это школа жизни.
— Как вы относитесь к девушкам, которые идут воевать?
— Если они этого действительно хотят, то пусть воюют. Я встречал в зоне АТО девушек, которые со своей задачей справляются лучше мужчин. Они бегают по лесам в полной амуниции, вес которой составляет около 45 килограммов. Это бронежилет, патроны и еще масса всего. Женщина сама в лучшем случае весит 60 килограммов и при этом с таким тяжелым снаряжением ведет бой.
— Как проходил ваш первый бой?
Воспоминания о нем до сих пор очень сильные даже спустя уже столько времени. Но, думаю, время это не исправит, и спустя годы я буду помнить первый бой, словно он проходил несколько часов назад. Была у нас ротация. Я в составе экстренной группы ехал на Мариуполь в аэропорт помогать бойцам, которые на несколько дней ранее уехали, чтобы занять позиции. Так получилось, что они не успели доехать до назначенного пункта, их колонна попала под обстрел. И вот мы через два дня приехали в аэропорт, где нас встретили и перенаправили в село Широкино через Волноваху. На тот момент мы еще не прошли подготовку, ни разу даже не были на полигоне, не были на учениях. Я даже оружие ни разу в руках не держал. Но пришел приказ о зачистке, и его необходимо было выполнять. Многие отходили назад, отступали, так как не знали, что делать. Некоторые даже от страха бросали оружие и убегали. Обстрел, под который мы попали, был настолько сильным, что половина бойцов нашего подразделения получила контузии разных степеней.
Меня это каким-то образом обошло. Я до сих пор все так отчетливо помню, как будто буквально вчера там был.
Еще до того, как нас отправили в бой, я познакомился с двумя девушками из Запорожья. Они были добровольцами, снайперами. К сожалению, больше живыми я их не видел, они погибли в боях за аэропорт. Страшно было до такой степени, как будто ты вчера умер и со стороны смотришь на то, что происходит. Создается ощущение, что твое тело и сознание отдельно друг от друга существуют.
В тот момент ты не знаешь, что делать, ты пытаешься помочь и вытащить своих, так сказать, «братьев» из того ада. И о себе ты не думаешь, думаешь только о том бойце, которого спасаешь, потому что знаешь, что через какоето время он тоже вытянет тебя изпод обстрелов.
Бой длился два с половиной часа, потом приехала подмога, и мы отбили атаку, после чего стали продвигаться вперед. Но позже начался минометный обстрел, и нам приказали отступать. В тот момент вышли жители с оружием и всем прочим, но они нас не трогали, просто для защиты от мародеров вышли. Нам повезло, что эти люди были на нашей стороне. Во многих селах, куда мы приезжали, местным заранее сообщали, что была замечена группа такаято. Поначалу мы даже не знали, что делать в таких ситуациях, но потом опыта набрались, и стало легче. Кстати, у местных оружия больше, чем у военных, они после боев его собирают или покупают.
— Какой бой длился дольше всех?
— Это было 31 декабря. Мы собирались отмечать Новый год. Только мы сели за, так скажем, новогодний стол, как через 15 минут нас начали обстреливать. Боевики пошли в наступление линией, и наши планы на праздник рухнули. Этот бой длился примерно с 23.00 до 09.00 утра.
— Какие взаимоотношения были у бойцов в вашем подразделении?
— Мы были как лучшие друзья. Могли и нецензурно на эмоциях высказать чтото друг другу, а могли быть и в очень дружных, даже родственных взаимоотношениях. Бойцы друг о друге не знали ничего до того, как попали на фронт. Судили человека только по тому, как он успел себя показать в зоне АТО. Конечно, случались и драки, и ссоры. Но если происходила какаято ситуация в бою, то человек, с которым ты еще, образно говоря, пять минут назад дрался, в тот момент становился роднее брата по крови.
— Расскажите, как обстояли дела с обеспечением армии? Поставляло ли государство все необходимое?
— Государство обеспечивало, но не в полном объеме. Правильнее даже сказать, что нам приходилось все «выбивать». Приезжали ротные, старшины и т.д. и выдавали еду. Мы фотографировали эту так называемую «еду» и отправляли фото на «горячую линию». Например, бывало такое, что нам присылали 400 граммов гороха на неделю на 8 солдат. Или еще тушенку привозили постоянно во вздутых банках. Комплект одежды дали один раз из «оливы». Это материал, как стекло — ничего не греет зимой, а летом плавится, изза чего надеть его на себя невозможно. Поэтому нормальной одеждой, едой и всем остальным нас обеспечивали родственники. Зимой, когда выпал снег, машина с едой останавливалась за 3 километра от нас, боялись подъехать ближе. И мы ходили пешком забирать все это.
— Как изменилась жизнь после возвращения из зоны АТО?
— Самые большие перемены произошли в моем мировоззрении. Не могу сказать, что чтото сильно изменилось в жизни. Здесь меня встретили те же люди, с которыми я был близок еще до отправки в АТО. И быт остался прежним. За то время, пока меня не было, глобально ничего не изменилось. Возможно, изменился я сам, пришлось резко повзрослеть, потому что в АТО я научился находить выход из таких ситуаций, которые раньше даже и представить себе не мог.
— Какие были чувства, когда вернулись домой?
— Пришлось привыкать к дому. Конечно, я был очень рад тому, что наконец вернулся. Мне больше не нужно переживать о том, что может произойти через минуту или даже секунду, что вдруг необходимо будет бежать кудато или спасать когото. Сейчас я отдыхаю. Дома очень давит тишина, потому что я привык к тем звукам, что были на поле боя. Бывает, просыпаюсь и хочу их услышать. К этой тишине пока не могу привыкнуть.
— Как долго вы приходите в себя?
— Я дома уже третий месяц и до сих пор еще привыкаю. Думаю, еще долго буду привыкать к нормальной мирной жизни. Сейчас прохожу реабилитацию. Мне кажется, что она необходима всем воинам АТО. После боевой ситуации у человека психика ломается пополам. Любое увиденное там меняет человека. Если бойцу нужна помощь, то нет ничего страшного в том, чтобы обратиться за помощью к специалистам. У меня бывают случаи, что могу уйти в себя и задуматься, и в это время в голове такие жуткие картины всплывают, о которых не то что вспоминать не хочется, а пытаешься все забыть, так скажем, «закопать», но все равно ничего не получается.
— Насколько мне известно, из зоны АТО вы привезли кота? Расскажите об этом.
— Да, я привез домой боевого кота по кличке Дракон. В Песках в землянке жила кошка, которая недавно родила котят, и с одним из них мы стали лучшими друзьями. Он меня неоднократно спасал от мышей, которые кусают за пальцы, волосы, телефоны обгрызают. Одному моему товарищу паспорт погрызли. Мыши ели все: сумки, спальники, вещи в дырах, поэтому я спал с котом все время, и он их ловил. Когда я собирался домой, то, конечно же, забрал и его с собой. Животному тут намного лучше, нет взрывов и обстрелов.
— Чтото еще вас шокировало на фронте?
— Помимо мышей, были и змеи, и стаи голодных, озверевших собак, но самое страшное — это множество людей, которым негде жить. Они ищут еду, воду, место, где бы переночевать или хотя бы согреться. Те люди, у которых сохранилось хоть какоето жилье, не помогают тем, у кого совсем ничего не осталось.
— Если бы была возможность вернуться в прошлое, вы пошли бы добровольцем?
— Да, однозначно. Я и сейчас хочу пойти на контракт. У меня внутри какое-то чувство, что мне нужно туда вернуться, возможно, я что-то не успел сделать.
— Какие у вас планы на будущее?
— Я хотел пойти продолжить обучение в университете на заочной форме по своей специальности, но не успел с подачей документов. А еще хочу семью завести, работу найти, встать на ноги.
Анастасия КАНДЫБЕЙ
