Запорожские бортпроводницы спасли жизни десяткам людей во время авиакатастрофы в Бердянске

4180
0

Об авариях и катастрофах в Советском Союзе сообщать было не принято. Особенно если случались человеческие жертвы. Даже в эпоху гласности 1980­-х.

Моложавый полковник в мятом халате поверх кителя с орденскими планками поочередно заглядывал в больничные палаты. Спрашивал, видел ли кто доставленную с аэродрома невысокую сухонькую старушку. Выслушав отрицательный ответ, сокрушенно качал головой и шел дальше. Среди пяти обугленных трупов, которые ему показали перед тем в мертвецкой, он не узнал никого. Или не захотел узнавать…

Когда палаты закончились, он прижался  взмокшей спиной к окрашенной стене и медленно опустился на корточки, утирая рукавом выступающие слезы и шепча растерянно: «Как же так, мамочка, как же так…»

Первый рейс — последний рейс

Ника Гареева безнадежно опаздывала к рейсу: подвел будильник. Пришлось ловить такси. Да еще, как назло, намертво застряли у переезда, пропуская «товарняк». Городские власти давно обещали выстроить путепровод, но только, как водится, дальше обещаний дело не шло…

… Ника достала из сумочки пудреницу. Улыбнулась, вспомнив, как целовала утром сонного свернувшегося калачиком в кроватке сыночка Денька. В зеркальце отразились безукоризненная прическа и правильно наложенный макияж. Хороша! Строгая белоснежная блуза и синяя юбка, обтягивающая стройные ножки в дефицитных итальянских колготках. Форму Нике еще не выдали – лишь 19­й день в летном отряде. Да и взяли-­то временно, на лето. Но если сегодня все сложится и инструктор останется доволен, она станет настоящей стюардессой. Только бы успеть к 7­00. Предполетная медкомиссия ждать не будет.

… Ирина Поляченко нервно поглядывала на часы: стажер задерживалась. Можно было, конечно, плюнуть, отменить контрольный полет и инспектировать другой рейс, но так уж получалось, что именно борт 87826 возвращался в Запорожье к 16­ти часам. Она как раз успеет забрать Кирюшу из яслей и обязательно порадовать его новой игрушкой, купленной в Одессе.

… Ника выскочила из «Волги» с «шашечками» на боку. Она бежала к Ирине, а глаза столь искренне и наивно молили не лишать счастья полета, что суровая наставница оттаяла. Отвернулась, чтобы спрятать улыбку. Старательная ведь девчонка, надежная. Словно из песни любимого барда. Ирина узнавала в Нике себя. Ту, что 11 лет назад пришла в отряд, чтобы быть рядом с отцом-­летчиком, и так же отчаянно влюбилась в небо…

Полет к морю – чуть больше часа. Кажется, едва взлетели, а уже посадка.

У Ники в салоне полный порядок. Командир даже предложил Ирине прогуляться по Одессе, пока их «Як» слетает в Бердянск и обратно. А уже потом вместе домой в Запорожье. Лишь отмахнулась: инструктор – это ведь не только контроль, но и помощь. Надежное плечо рядом девочке не помешает.

… После команды «пристегнуть ремни» в полной темноте долго снижались, пробивая сложное фиолетово­серое месиво облаков. Метеосводка внушала тревогу: над Бердянском клубились в порывах ветра наливающиеся чернотой свинцовые тучи, в глубине которых постоянно вспыхивали молнии, а ниже беспрестанно стегали по земле дождевые потоки. Попадать в передряги Ирине не впервой. Всякое было: горел двигатель в воздухе над Волгоградом, жестко садились на «брюхо» в Киеве, так что к шутливому тосту бортпроводниц: «Спасибо пилотам, что не убили!» относилась вполне серьезно. А вот побледневшей Нике, которая сидит рядом в «хвосте» по правому борту, к этому еще надо привыкнуть.

11-47

… Взлетно-­посадочную полосу командир увидел лишь в 20-­ти метрах над землей, проскочив едва ли не половину. Тяжелая машина коснулась «бетонки», не снижая скорость, скользнула по мокрой поверхности, у края попыталась взмыть вверх, да где там…

Ломая стойки шасси, «Як» выкатился на грунт. Сшиб на своем пути деревья, перемахнул через шоссе и, перевернувшись через плоскость, развалился на части. Из поврежденных баков в салон прямо на людей хлынула остро пахнущая жидкость…

… В кромешной темноте Ника услышала спокойный голос Ирины, которая вежливо, но строго просила пассажиров сохранять спокойствие и в первую очередь пропускать к выходу женщин и детей. А еще через мгновение инструктор, насквозь пропитанная керосином, вспыхнула факелом, безуспешно пытаясь освободить старушку, намертво зажатую в горящем искореженном кресле.

Ника бросилась на помощь.

– Не подходи, девочка! Выводи оставшихся пассажиров! – то ли прошептала, то ли прохрипела инструктор. – Открывай скорее аварийный выход.

… Оказавшись на земле, Ника с удивлением увидела пилотов, безучастно сидевших чуть поодаль. И тогда она вновь вернулась к багровеющему разлому и взялась за раскаленный край металла, который не смог остудить безжалостно хлеставший ливень…

Едва передвигая ногами, закованными в оплавленный нейлон, она помогала кричащим в дыму людям найти выход из разбитого фюзеляжа.

Последней покидала салон Ирина. Ее страшная обугленная под сгоревшей дотла формой нагота мало напоминала тело молодой и красивой женщины. Самостоятельно выбраться из самолета сил ей уже не хватило…

Огненные бортпроводницы

В старом альбоме сохранилось удивительное фото, сделанное задолго до катастрофы. На нем все смешалось, словно при неумелой съемке кадр наложился на кадр: могильные ограды, памятники, кусты каменистой кладбищенской аллеи и языки пламени. А посреди она – Ирина.

… По дороге в больницу Ирина периодически впадала в беспамятство, но крепко держала за руку стонущую от боли девочку-­одесситку. Она читала ей стихи и озабоченно спрашивала у окружающих, не сильно ли обгорели у нее волосы. Люди, пряча слезы за натужными улыбками, больше похожими на гримасы, отрицательно мотали головами.

Ирина, вопреки самым смелым прогнозам прилетевшего в Бердянск из Киева знаменитого комбустиолога, прожила еще три дня. Улыбалась сожженными в уголь губами, скрывая нестерпимую боль. Лишь просила не отходившую от нее маму позаботиться о Кирюше. И еще неловко извинялась перед врачами и медсестрами за доставленные хлопоты.

Еще через несколько дней в Запорожской областной больнице скончалась Ника. Врачи не сумели справиться с развившимся сепсисом.

Потом была комиссия из министерства и суд. Вину пилотов и их бездействие после аварии, которые были очевидны всем, «замяли». Уж больно негативно это могло отразиться на судьбе руководства авиаотряда. «Крайним» сделали диспетчера наземных служб. О бортпроводницах вообще не говорили. Да, девчонки выполняли свою работу, но возможно ли поверить в то, что настолько обгоревшие женщины были способны кого-­то спасать? Сомнительно. Даже вопреки многочисленным свидетельствам пассажиров.

Поверили в это люди, приносившие на могилы бортпроводниц свежие цветы и открытки со стихами. И сын Ирины Кирюша. Когда ребенок видел самолет, он объяснял окружающим: «Это летит в небо моя золотая мамочка».

Мама Ирины, пока была жива, делала для внука памятные записи о дочери  и часто приводила Кирюшу к могиле на центральную аллею Капустяного кладбища. А к соседней могиле мама и сестра Ники приводили маленького Денька…

… Давно нет страны, в которой жили Ира и Ника. Состарились пассажиры, ради которых они пожертвовали собой. Едва теплится жизнь Запорожского аэропорта. Цветы к обезображенным вандалами­металлистами могилам приносят все реже. Но все­таки очень хочется верить, что справедливость, хоть и запоздавшая, восторжествует в городе, где множество улиц названо именами преступников и убийц, но до сих пор нет улицы имени незаслуженно и несправедливо забытых огненных бортпроводниц. Золотых мамочек уже давно взрослых Кирюши и Денька. Девочек, когда-­то подаривших жизни двум десяткам пассажиров борта 87826.

Борис Артемов