Наш рассказ о Чернобыле коснётся малоизвестных страниц истории ликвидации последствий этой техногенной катастрофы. Но прежде чем приступить к разговору с ликвидатором аварии на ЧАЭС Федором Васильевичем Ляшенко, немного попутешествуем по карте и разберёмся с районами, которые и сейчас куда опаснее Припяти и взорвавшегося 26.04.1986 г. блока №4 атомной станции
Географический ребус
Итак, АЭС Чернобыльская, но расположена она в городе Припять, в 20-ти км на северо-запад от Чернобыля. В 20-ти км на запад от Припяти ныне брошенное село Буряковка. Брошено по двум причинам: и в 30-километровой зоне расположено, и потому что здесь кладбище техники. Притом особо опасной, т.е. зараженной настолько, что не подлежит дезактивации.
Если вы посмотрите карты Google, то примерно в 20-ти км на юго-запад от Чернобыля заметите кладбище россошанского оборудования. Это знаменитая площадка техники у тоже брошенного села Рассоха с десятками вертолётов, сотнями танков, бронемашин и автомобилей. Правда, сейчас, если смотреть со спутника, эта площадка пуста…
А знаете почему? ПВЛРО «Рассоха» — ныне ликвидированный отстойник зараженной техники… Её предполагалось выдержать до достижения приемлемых значений заражения и вновь использовать. Однако по различным причинам она пришла в негодность ранее этого момента…
ПЗРО «Буряковка» — траншейноплощадочный могильник радиоактивных отходов. Глиноземные траншеи (их 30) могильника предназначены для захоронения негорючих твёрдых отходов (грунт, строительные конструкции, техника и т.д.) и рассчитаны на 300 лет. Кроме того, в «составе» «Буряковки» есть площадка захоронения техники, на которой, как и в «Рассохе», техника выстроена рядами» (Pripyat.com).
Вы поняли: самый ад сегодня — это Буряковка. Кстати, экскурсионные агентства туда ни ногой. И это притом, что и Чернобыль, и Припять сейчас очень популярные туристические направления…
И ещё несколько замечаний. Село Старые Соколы находится на самом краю зоны отчуждения, в километрах семи от Рассохи. Райцентр Иванково — на полпути от Киева до Чернобыля (52 км до последнего), село Термаховка — в 15 км на северозапад от Иванково и примерно столько же на юг от упомянутых Соколов.
Мы почему сколько текста географии посвятили? Чтобы дать понять, что жили и питались запорожские ликвидаторы в болееменее безопасном месте, работали на площадке со свезенной сюда радиоактивной техникой, а потом отправляли её на захоронение в самое пекло…
Так «экономили народные деньги»…
В конце апреля 1987 года, рассказывает Федор Ляшенко, по решению Совета Министров УССР начали экономить на Чернобыле. Ведь во многих колхозах не было пожарных автомобилей, поэтому технику, прошедшую ЧАЭС, требовалось восстановить, помыть и, по возможности, дезактивировать.
Наша же задача была простая: восстановить из 23 машин хотя бы одну, а технику, не подлежащую эксплуатации (она сильно фонила), похоронить на буряковском «кладбище». Там утилизировали все машины, участвовавшие в ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС.
До мая 1987 года я был старшим лейтенантом начальником Ремонтновосстановительной пожарной части №5. И весь год с самого начала Чернобыльской трагедии отправлял на ликвидацию людей. Выезжали водитель Николай Парош, автоэлектрик Юрий Вихляев и сварщик Николай Чернышов… После упомянутого решения Совмина вызвали и меня к начальнику Управления пожарной охраны Николаю Дмитриевичу Корищенко.
Получил предписание, прошел медкомиссию, а затем возглавил группу запорожцев из 8 человек. Сам на ВАРЭМ (войсковая автомобильная ремонтноэксплуатационная мастерская для проведения технического обслуживания и текущего ремонта автомобильной техники в полевых условиях) добирался до Киева. ВАРЭМ — это попростому такая большая «будка», где находятся генератор, сварочный аппарат, токарный станок и т.д. В машине мы ехали втроем: я, Толик Степченко и Пётр Шевченко. Остальные в Киев добирались на поезде.
В столице долго не задержались — получили команду выехать на том же ВАРЭМ в Иванково. Там нам первым делом выделили комнату с кроватями, показали баню и проинструктировали, как нужно мыться. Очень полезная инструкция оказалась!
Случилось это 3 мая 1987 года. В моей группе были специалисты из Энергодара, Мелитополя, Бердянска, ну и, разумеется, Запорожья.
Дальше съездил в Чернобыль, представился начальнику пожарного отряда майору Грушевому, тот и поставил задачу приступить к работе на площадке хранения возле села Старые Соколы. Здесь была собрана в основном пожарная техника — цистерны, насосы, тягачи, несколько бронетранспортеров. Кстати, в том бронетранспортере, который все время показывают в фильмах о Чернобыле, именно мой водитель получил комплект химзащиты от англичан. Но последний в работе себя не проявил — советский Л1 был лучше…
Действовали мы здесь четырьмя группами по 9 человек— жители Запорожья, Донецка, Ворошиловграда и Николаева. Раз в неделю приезжал подполковник из Киева и распределял между нами участки работы.
Рабочий день с 8 до 18, в 12.00 — обед. Питались в селе Термаховка, где дислоцировался батальон ГАИ. Кстати, на входе в столовую стояли пропускные дуги, как в аэропортах, они и проверяли уровень радиации. Сначала, когда приезжали, казалось, что и не вымазались ничем, а радиационный фон был постоянно повышенным…
Первую неделю нас возил местный водитель, но… под хмельком. Хлопцы возмутились, но других местных на эту должность найти не удалось — все боялись. А так как категория на право управления автобусом была только у меня, в дополнение ко всему я еще сел за руль «пазика».
И ещё по быту: кормили очень хорошо, а из напитков — «Боржоми» или другая минеральная вода. За день наша группа выпивала 1,52 ящика. Сначала ежедневно меняли рабочую одежду, вместе с машинами «хоронили» и форму, но через неделю нам сказали, что это очень затратно и менять ее нужно будет раз в неделю. Хотя мылись мы ежедневно. Отбой был в 21.00. Работали без выходных, только 9 мая полдня был отдых, и то не изза Дня Победы, а по случаю открытия в Иванково памятника героюпожарному Виктору Правику, который 26 апреля 1986 г. возглавлял тушение горящей кровли над взорвавшимся реактором.
Старые Соколы и Буряковка
В чем заключалась наша работа? Становились по два человека на машину в марлевых масках и рукавицах и в день разбирали четыре машины. Ремонтировали же за неделю от 4 до 6 автомобилей. Бывало, что машину на колеса поставили, отогнали на ПуСО (пункт специальной обработки), а она фонит — из зоны её не выпустят. Бывало и так, что фонит только правая часть машины. Тогда пригоняли её к себе, вырезали радиоактивную боковину, ставили другую, измеряли дозиметром, таким образом, делали все, чтобы машина прошла контроль.
Замечу, что, уже готовясь ехать домой, наш ВАРЭМ два раза вынужден был проходить ПуСО, пока его армейцы (войска химзащиты) хорошенько не помыли.
Ту же технику, которая не прошла контроль, цепляли на жесткую сцепку и отправляли на «кладбище» в Буряковку. Я сделал туда семь рейсов. Ездили автопоездами и колонной, чтобы побольше техники захватить. Дороги узкие — на асфальте ничего, а вот обочина — это радиоактивная пыль. Но деваться некуда, навстречу такие же автопоезда, в основном, «КамАЗы» с прицепами.
Ехали мы через Чернобыль и Припять. Города пустые туда милицейские патрули никого не пускали.
А вообще всё было «на войне как на войне». Вот случай. Прилетает на вертолете генералмайор Филипп Николаевич Десятников — начальник пожарной охраны УССР. Говорит, что горят торфяники, а вся техника задействована на выкачивании воды изпод реактора. Поэтому срочно нужно было подготовить машину. А машиныто стоят, огороженные веревкой, и все изпод реактора…
Послал готовить технику из второй части Юрия Божко, а ещё водителя из мелитопольской части Александра Каленюка. Каленюк, слава богу, жив и сегодня, а Божко умер через год…
Или ещё случай. Звонит майор Грушевой и требует кабель управления на автолестницу. А у нас стоят лестницы, с которых ещё в мае 1986 года пытались мыть стены домов Припяти. Пошли смотреть все втроём я, дозиметрист и Пётр Шевченко, который разбирался в этих лестницах. Вроде дозиметрист даёт добро, но вечером у Петра закружилась голова и пошла кровь носом. Везу его в Иванковскую больницу. Там врач объясняет, что пациент гдето «хватанул» радиацию. Оставил Петю в больнице, вернулся в Старые Соколы, меряем с дозиметристом эту лестницу внизу нормально, а наверху на порядок выше нормы…
Пару слов о Буряковке. Это такая здешняя Лысая гора среди болот, на которой вырывались траншеи и проводились захоронения. Мои обязанности — пригнать технику, а дальше гаишники, сидящие в КУНГе (освинцованной будке), проводили всю процедуру, как при регистрации машины. Техпаспорт, комплектация, номера двигателя, шасси и т.д. Что было оправданно — не хватало ещё, чтобы радиоактивные машины по всему Союзу разъехались…
Мы пригоняли сразу по 10 машин. Не траншея, а целый большой кратер на этой Лысой горе метров 3040 глубиной и метров 400 в диаметре. Внутри работал экскаватор с огромной чугунной «бабой», которая прессовала металл, а потом по этому всему проезжал огромный гусеничный трактор типа Caterpillar. При мне все машины сталкивали в траншею, за что я в ведомости и расписывался. Затем мы возвращались в Старые Соколы, где готовили очередную партию.
По пути обращали внимание на бетонные площадки на каждой здешней возвышенности. Оказывается, на этом месте во время ликвидации стояли воинские части. Все же их имущество перед отъездом, включая и одежду бойцов, сбрасывали здесь в отрытый котлован и заливали бетоном.
О «заботе»
Так мы отработали 22 дня. Ожидалось, что будем здесь целый месяц, но выбрали дозу облучения в 5 бэр. И тут не забота о нашем здоровье роль сыграла, а финансовый вопрос… Ибо до 5 бэр — это два оклада в месяц, а если этот лимит превышен, то уже нужно пять окладов выплачивать…
Назад на ВАРЭМе втроем мы и вернулись домой. Остальные ехали на поезде.
Да, чуть не забыл, во время работ больше всего загрязнялась пилотка, поэтому голова и лысая, грустно шутит Федор Васильевич…
После приезда, продолжает наш собеседник, была медкомиссия, дальше двухнедельный отпуск. Потом искал… тень, потому как выходить на солнце смог только по прошествии трёх лет. А так в глазах «мотыльки», плохо становилось, голова гудела… Ложили в областную больницу, давали гормональные таблетки примерно 500 штук. Я сильно располнел тогда, но стало гораздо легче. Ездил в Бердянский санаторий в 1989 году на 28 дней, когда плохо было с позвоночником и ногами. Там делали подводное вытяжение. Поначалу ежегодно принудительно ложили в медсанчасть УВД, а потом я просто стал брать компенсацию в 100 рублей. Сейчас же лечусь народными средствами.
В 1997 году с должности замначальника отряда ушел на пенсию. Просто выхода не было: зарплату давали раз в четыре месяца, а один раз вообще полгода не давали денег, только пайком… После увольнения работал и завгаром, и заместителем начальника ремонтного цеха на заводе. В 2011 году (в 60 лет) «ушёл на пенсию» окончательно — здоровье уже не позволяло работать.
Получил квартиру как чернобылец от города в 1997 году. Также как чернобыльцу 2й категории ежемесячно мне положены 200 гривен к пенсии. А ещё – бесплатные витамины, шприцы и капельницы. Получаю обычную субсидию, льготы же только по 50% на электроэнергию и стационарный телефон…
* * *
И в заключение наша справка: из 173 чернобыльцев пожарных Запорожской области, портреты которых размещены на специальном стенде в ГУ ГСЧС, более 30% уже нет в живых…
Светлана Третьяк
