До войны Наталья была кондуктором городского автобуса. Жизнь ладилась. Но все рухнуло с приходом «русского мира». Потеряв работу, перебралась на дачу в Красногоровке (недалеко от Донецка), завела огород, хозяйство. Полтора года, пока шли активные боевые действия, жила без света и воды, под постоянными бомбежками. Когда в августе 2014-го Красногоровка вернулась под контроль Украины, к Наталье из Донецка переехала мама. Вечером 6 декабря 2015 года, возвращаясь от знакомой, которой вместе с соседями по даче Дмитрием Левашовым и Юрием Беловым помогла закрыть разбитые окна досками, нарвалась на диверсионную группу. Так попала в плен. Все унижения, имена мучителей и сокамерников Наталья запомнила навсегда, — пишут «Факты».
Плен: начало
Ополченцы пришли в поселок за продуктами, предварительно проделав в минном поле тропу. “Мы были в шоке, когда из темноты в нас полетели пули. Мы ведь были на своей территории, – вспоминает Наталья. – Упали на землю, лежим. Подбегают шестеро с автоматами, в камуфляже, начали бить ногами. Мы кричим, что свои. Они с матами: “Мы вам дадим своих, укропы”.
В Старомихайловке, уже на «русской» земле, троицу обыскали, забрав сумки, документы и телефоны. Посадив в машину [парней соединили наручниками], привезли в Донецк в МГБ [министерство госбезопасности ДНР]. Установив через соцсети, что Юра Белов служил в ВСУ, задержанным присвоили статус военнопленных. Продержав до утра, отправили на Щорса, 62, где в здании бывшего донецкого СБУ оккупанты устроили гауптвахту. Там, по словам моей собеседницы, находилось 30 человек. На одной половине держали ДНРовских военных и гражданских, на другой, превратив стеллажи архива СБУ в нары, держали «укров».
Наталья Венгер: “Было три камеры, в двух находились мужчины, в третью, считавшуюся одиночкой, поместили меня. На пять дней. Еда была отвратительная, не давали ни чая, ни воды. Воду можно было набрать в бутылку во время выхода в туалет, но бутылки у меня не было. Потом привезли парня-айдаровца, поместили в одиночку, а меня перевели к мужчинам. «Новичка» били всю ночь, мы слышали его крики”.
Через два дня на гауптвахту приехал полковник-дознаватель с позывным «Дед». Первой на допрос вызвали Наталью, у которой в телефоне нашли номер «горячей линии» украинской СБУ. “Признавайся, ты их агент?”, – потребовал «Дед». Услышав в ответ: “У вас мания преследования”, – стал бить, схватив за волосы, ударил головой о сейф так, что потеряла сознание. Пришла в себя, когда полковник, тыча обутой в берцы ногой в окровавленное лицо, орал, что сейчас размозжит ей голову. Вызвав охрану, приказал кинуть женщину в самую плохую камеру.
Наталья Венгер: “Камера – железная дверь с «кормушкой», стол, стул, лавка деревянная, была в подвале под лестницей. Ни одеяла, ни подушки, ни батареи. Я так околела, что у меня началась истерика. Меня перевели на этаж выше, в комнату офицеров. Там было холодно, но стояла кровать, были подушка и одеяло. Утром во дворе пытали айдаровца, выбивая данные, били ногами по почкам. Я его тогда видела в последний раз, а меня опять отвели в ледяной подвал. Туда же посадили мужчину из Харькова. Он был избит и окровавлен, почки отбиты, не мог ходить. У него была подушка и одеяло. Положил их на пол и лег. В тот же день мужчину забрали, а подушка и одеяло достались мне”.
Две недели провела Наталья в ледяной камере. Без воды, еды, туалета. В темноте, потому что сгорела лампочка. Охранники, проходя мимо, обзывались: “Укропка, диверсантка, шпионка”.
21 декабря привезли трех военных [их начали сразу же избивать] и самая плохая камера понадобилась для них. Наташу вернули в комнату выше, где уже стоял обогреватель, позволивший отогреться. Через день «подселили» днровскую женщину-офицера, взятую за незаконное хранение оружия. Через две недели, не найдя криминала, женщину выпустили. Но за это время она связалась по телефону [при обыске не отняли] с сослуживцами, попросив принести продукты, салфетки, мыло. А главное – разрешила сокамернице позвонить маме и сообщить, что попала в плен. Все эти дни Наташина мама, не зная, куда вдруг исчезла дочь, искала ее тело среди обнаруживаемых красногоровской полицией неопознанных трупов.
Плен: продолжение
Удар лицом о железный сейф и переохлаждение не прошли для Наташи бесследно – надколотая челюсть стала гноиться, лицо опухло. Под конвоем «военнопленную» отвезли в больницу Вишневского, где, сделав рентген, врачи вычистили гной и удали четыре зубных корня. Обезболивающих не дали, но охранник, пожалев пленницу, купил на свои деньги ампулу новокаина, шприц и перчатки. Одной ампулы было мало – крики Натальи слышала вся больница. На повторный осмотр, назначенный врачом через несколько дней, Венгер не повезли.
С 6 января по 4 марта вновь держали в подвале рядом с архивом. В гипсокартонной стене, за которой была соседняя камера, кто-то проковырял дырку, через которую с «мужской половины» иногда передавались сигареты, какая-то одежонка, банка с горячим чаем. Правильно говорят: человек приспосабливается к любым условиям.
К этому времени к военнопленным стала поступать украинская гуманитарка – мыло, шампунь, конфеты. Тюремщики же продолжались издеваться над Венгер, не пуская, например, подолгу в туалет. В эти два месяца в ее камеру подсаживали нескольких женщин на разный срок. О них я расскажу позже.
Слухи о том, что ДНР договаривается с украинской стороной об обмене пленными, пошли в марте: вроде бы Захарченко приказал улучшить условия содержания арестованных. Всех, включая и днровцев, перевезли на Артема,7а, в одну из бывших резиденций Виктора Януковича, где «республиканцы» разместили военную комендатуру. Шикарно отремонтированное здание, по словам Натальи, испохабили несколькими «обезьянниками» с железными дверями с кормушками.
Несколько дней она провела в одном помещении с семью мужчинами, среди которых были военные, гражданские, уголовники. Стены камеры были исписаны кровью тех, кто ранее содержался в ней. Потом перевели в крохотную подвальную комнатушку с кафельными стенами, без окна, освещаемую бледной лампочкой, где все место занимали кровать и тумбочка. В этой кафельной клетке, существенно потеряв зрение, узница жила [лежала] два месяца. Кормили, правда, два раза в день. Намечавшийся обмен военнопленными сорвался, как сообщила охрана, по вине Украины.
Наталья Венгер: “4 мая нас вернули на гауптвахту, переехавшую в бывший офис партии Юлии Тимошенко на Молодежной, 14. Питание стало опять гадкое: привозили все прокисшее, недоваренное. В комнате на втором этаже я оказалась со слабоумной девочкой Таней Чоблиной и львовянкой, которую через пару недель забрали в СИЗО – в ее мобильнике нашли фотографии с “побратимами из правого сектора”. Таня была из Артемовска, училась в специнтернате в Горловке на флориста. Брат ее служил в ВСУ, где-то она сказала об этом – и на нее донесли: шпионка. Ее постоянно пытали. Били электрическим током, это называлось «тапик». Подвешивали вниз головой и били арматурой по пяткам. 10 сентября забили до смерти, куда вывезли труп, не знаю. Тане было 20 лет”.
В июле Наташиной соседкой по камере оказалась судья из Мариуполя Анжела Преснякова. Женщину, навещавшую больную маму в Новоазовске, взяли на блокпосту, выяснив, кем работает. В сентябре подсадили военнослужащую Нацгвардии Украины Елену Петрачкову, приехавшую в Славянск к родным, где бдительные соседи и донесли властям на «бандеровку».
Наташа понимала: о ней тюремщики благополучно забыли: держат – и все. С тех пор, как дознаватель-полковник ее избил, пленную опросили всего однажды. Правда, после того, как муж одной из сокамерниц добился разрешения на свидания, к Венгер стала приезжать мама. Продукты, дважды в неделю, тоже разрешили передавать.
После замученной до смерти Тани Чоблиной начальника гауптвахты и всю охрану сменили. Выяснилось, к тому же, что за официально разрешенные свидания начальник получал взятки. Новый замначальника, офицер еще советской закалки, подполковник «Бархан» снабжение гауптвахты продуктами серьезно улучшил, а сидящих под арестом женщин – Анжелу, Елену, Наталью – привлек к работе на кухне. В камерах гауптвахты бывало до сотни задержанных, чистить овощи приходилось на всю «команду». Еще женщин принудили следить за чистотой большого двухэтажного здания гауптвахты и подметать двор от постоянно осыпавшихся листьев. Работали с шести утра до одиннадцати вечера, с рук не сходили кровавые водянки, натертые ножами и метлами.
35 укропов-мужчин днровцы перевезли на зону в Макеевку еще в июне, оставив в обезьянниках гауптвахты только своих преступивших закон военных. За два нелегких тюремных года Наталья Венгер видела самых разношерстных сидельцев. Кто-то попадал туда, убивая по пьянке своих командиров, многих офицеров держали за разворовывание российской гуманитарной помощи. Был ополченец, затащивший в блиндаж 14-летнюю девочку и изнасиловавший ее. А еще отморозок, сидевший за грабеж в Украине, попавший под «амнистию Савченко» и приехавший воевать на Донбасс. Однажды пил водку в блиндаже с наемником-россиянином, ему понравился чужой телефон, он забрал его, убив собутыльника выстрелом в голову. Помочь перетащить труп на украинскую сторону согласился другой днровец. Во время перетягивания их взяли. Оба сидели в одной камере, ждали наказания. Помнится, недолго, правда, «квартировал» майор-сепаратист, которого обвиняли в сотрудничестве с СБУ.
В один из проклятых декабрьских дней 2016 года Наталья встретила в камере свое 45-летие.
Плен: окончание
Наталья Венгер: “Многие охранники уже поняли, что нас держат ни за что, а их держат за дураков. Им сунули в руки оружие, сказали: «Воюйте!». А идеи нет, все давно продано. Есть мафия, которая разворовывает этот Донбасс несчастный, выдавая им по 15 тысяч рублей зарплаты. За жизнь под пулям и бомбежками. До них начало доходить, в какое дерьмо влезли. А вернуться на украинскую территорию не могут, потому что их посадят. И теперь себе локти кусают, живя либо в общагах, либо на съемных квартирах, либо сидя в окопах. Я со многими разговаривала, эти настроения уже чувствуются”.
В начале января 2017-го Анжелу освободили. В тот день днровцы приехали за Наташей и Леной, погрузили с вещами и документами в машину. Охрана обнимала женщин: “Рады за вас. Едете на обмен”. Но привезли их на военную базу с «Градами», поселили в непригодной для жилья комнате: ни тепла, ни кроватей, ни одеял, ни подушек. В туалет водили через окно, под которым, для удобства передвижения, шлакоблоки лежали. Кормили один раз в день. Продержав пять дней, перевели в донецкий следственный изолятор, посадили в отдельную камеру. Лена Петрачкова ухитрилась позвонить куму, бывшему начальнику изолятора, попросила помочь. Тот попытался, ему сказали: “Малейшая поблажка бандеровкам, попадешь на передовую”.
Строгости объяснялись тем, что Наталья и Елена считались военнопленными. Рядом были камеры с уголовниками, им разрешалось все: печки, холодильники, приготовление еды. Женщин же кормили гнильем, было такое – десять дней сидели на одной водой. Позже, правда, родственники добились разрешения носить изредка передачи – чай, кофе, мивину. “Мы год просидели на одной мивине. Один вид ее уже вызывал рвотный позыв, – вспоминает Наталья.– И каждый день ждешь, что освободят. Живешь только этой надеждой”.
Летом женщин готовили к очередному обмену. Днровский омбудсмен Морозова сказала родственникам пленниц, что 5 июня они будут дома. Но – опять все сорвалось! На нервной почве организм Натальи дал сбой: по телу пошел опоясывающий герпес. В итоге все лето пролежала с температурой и страшными болями. Никакой медпомощи не оказывали, дали пузырек с мазью – мажься. “Иногда хотелось уснуть и не проснуться. Чтоб не видеть эту камеру, эти решетки на окнах, эти стены ядовито-зеленые…”.
В конце августа Наташу еще раз допросили. Мгбшный дознаватель уверил: сидеть осталось максимум две недели. Огонь надежды вспыхнул в пленнице с новой силой. И – вновь погас. Потом приехали, как выразилась Наталья Венгер, “страшные люди из прокуратуры по преступлениям против мира”, повели сокамерниц на очередной допрос. Прокурорам, якобы, приказали возбудить против обеих уголовные дела. Не отпустят, пока не заведут дел!
Далее события развивались так.
Елену Петрачкову обвиняют в том, что приезжала в Донецк шпионить, и возбуждают дело по факту шпионажа. Возмущенный несправедливостью супруг женщины нанимает ей адвоката. К супругу приезжают с обыском мгбшники и находят в холодильнике завернутый в тряпочку пистолет. Проводят обыск у родителей и находят в сарае две гранаты, обернутые в такую же ткань, что и пистолет. За незаконное хранение оружия на мужа заводят дело, взяв с него подписку о невыезде.
Что касается Натальи Венгер, то она официально превращается в свидетеля по делу террориста Юрия Белова, с которым попала в плен. Свидания с родственниками женщинам запрещают, на прогулки из камеры не выводят, об освобождении и обмене речь уже не идет вообще.
Проходит несколько долгих месяцев и одну из пленниц, Петрачкову, 27 декабря увозят все-таки на обмен. Наталья остается одна в камере.
Наталья Венгер: “У меня начинается истерика, нервная система не выдерживает, бьюсь о стены. Охранники испугались – на ночь подсадили психолога, следить, чтоб ничего не сделала с собой. Позвонили в МГБ, омбудсмену Морозовой: решайте с ней что-нибудь. Я была на пределе. И 29-го за мной приезжают и забирают с вещами. Вернули паспорт и телефон, хранившиеся все это время в СИЗО, привезли в общежитие «на Ватутина», где жили беженцы, перебежавшие в ДНР, посадили на табурет, приказав ждать, пока за мной придут, и уехали”.
К радости Натальи, ее мобильник оказался заряжен. Несмотря на плохое самочувствие и полное отсутствие денег, связалась с кумой, жившей в Донецке, и, незаметно улизнув из общаги, трамваем добралась до нее.
Пробывшая в плену 2 года и 22 дня Наталья, была, наконец, свободна.
Плен: разные судьбы
Пора рассказать о людях – «плохих» и «хороших», с которыми плен сводил мою визави. Поводы для их задержания случались самые разные. Однажды привели журналистку, производившую в аэропорту съемку. Выяснив, что съемка была разрешена, выпустили. Как-то подсадили на восемь дней местную ополченку – “за хулиганку”. Жительница Львова, полмесяца делившая с Венгер камеру, оказалась на Донбассе, спасаясь от тюремного срока, грозившего ей за какое-то преступление. Найдя через Интернет жениха-ополченца, девушка приехала в ДНР, где на блокпосту была арестована, забыла уничтожить в телефоне фотографии с «правосеками».
Харьковчанин, от которого в первые дни плена Наташе достались подушка и одеяло, приехал в Донецк по делам бизнеса. Пока загружали машину товаром, гулял по городу. Его остановили, увидев в паспорте харьковскую прописку, арестовали. Пытали, доказывая, что он агент СБУ. Что с ним стало, Венгер не знает. Так же, как не знает судьбы айдаровца, брошенного когда-то в ее холодную одиночку и подвергнутого жесточайшим пыткам.
Пленных украинских солдат всячески унижали. На один из праздников на гауптвахту привели школьников, которые бросали в наших ребят мусор, обзывали их украми. В другой раз, выведя пленных на улицу, заставили под дулами автоматов собирать на остановках окурки. Парней, с которыми попала в плен – Юру Белова и Дмитрия Левашова, задолго до Наташиного освобождения обменяли на днровцев. Дмитрий живет и работает сейчас в Киеве, Юрий – в Скельках.
Самые страшные испытания выпали уже знакомой нам Тане Чоблиной. Она, не выдержав очередных пыток, сообщила, что по мобилке передавала данные украинцам. Телефон, якобы, зарыла во дворе гауптвахты, а зарядное устройство к нему держит в камере.
Наталья Венгер: “К нам тут же прибежали с обыском, искали зарядное. Никто даже не думал, что для его зарядки нужна розетка, которой в камере не было. На следующий день в окно видели, как Таня «ищет» во дворе телефон. Она была в жутком состоянии: футболка на спине в ржавых полосках от ударов арматурой, пятки «бурячного» цвета – не могла стать на них, ходила на носках. За ней шел прокурор с палкой и повторял: “Не найдешь, сломаю на тебе”. Вскоре ее увели в подвал, из него потом выбежал охранник и крикнул, что Малая крякнулась. Они так называли Таню.
После этого дырки в стенах нашей камеры охрана замазала, но мы их снова расковыряли.
Как-то услышали, в соседней одиночке кто-то скребется. Там сидел командир боевиков, окончивший разведшколу еще в России. Узнав, что к нам ходят родственники, попросил передать записку жене. Мы с Леной Петрачковой согласились, но, перед тем как передать записку, чтобы понять, не опасен ли ее текст для нас, прочитали ее. И узнали просто шокирующую историю.
Мужчина писал жене: у них были учения, и один вышестоящий командир, будучи пьяным, выстрелил. Пуля срикошетила от рельсы, попав в позвоночник бойцу. У того сразу же отказали ноги, и командир добил его выстрелом в голову. А родителям велел написал, что парень погиб при исполнении боевых обязанностей, и теперь вам положена компенсация. «Наш» военный стал возмущаться, мол, по-пьяни можно перебить всех. За это ему надели мешок на голову и привезли на подвал. Звали его Женя, позывной «Донецкий», 71-го года рождения. Месяц держали в подвале, потом он куда-то исчез”.
О пытках и издевательствах, которым подвергаются люди в подвалах и обезьянниках ОРДЛО, известно уже немало. Наталья Венгер обо всем, что сама видела, сообщила следователям СБУ и Генеральной прокуратуры. Также ее показания записали на диктофон представители Хельсинской спилки. Эти факты войдут в общее досье злодеяний ОРДЛО и России, которое обязательно ляжет на стол Международного уголовного суда в Гааге.
И еще штрих: однажды Наталья узнала от дознавателя, что избивший ее полковник с позывным «Дед» [он же бывший начальник донецкой патрульно-постовой службы] сидит на этой же гауптвахте в одной из камер. Ему, якобы, светит 25 лет за торговлю военнопленными. Этот вид преступного бизнеса, общеизвестно, в ДНР процветал.
Жизнь после плена
Освобожденная по обмену Елена Петрачкова жить осталась в Донецке, присматривала за больным отцом. Она-то и сообщила в местное представительство ООН по делам беженцев [действует с начала 2015-го] о своей подруге по плену, вырвавшейся на волю. Официальный механизм помощи попавшим в беду гражданам Украины заработал. В оформлении документов, в переправке на неподконтрольную ДНР территорию, в оказании дальнейшей помощи приняли участие сотрудники офиса ООН, СБУ, Красный Крест, контрразведка, Администрация Президента, общественные организации «Блакитний птах» и «А21», помогающие людям, пострадавшим от рабства.
Вечером 22 января 2018 года Наталья оказалась в Красногоровке, спустя шесть дней – в Киеве. Две недели в одной из столичных больниц лечила жуткий бронхит. После чего отправилась на обследование в стационар Феофании. Врачи обнадежили: обследование показало – печень, поджелудочная, другие внутренние органы в хорошем состоянии. После таких стрессов и испытаний! А вот иммунная система, нервы, зрение пострадали.
Наталья Венгер: “Там лежат гражданские, побывавшие в плену. Палаты на одного, обследовали полностью. Едой закармливали, кучу витаминов давали. Реально понимаешь, что нужен своему государству. Возили в военную прокуратуру. Думала, допрос будет, а оказался шикарный прием с кофе и конфетами. Пока была в Красногоровке, после плена, под моим домом дежурила полиция, чтоб ничего со мной не случилось. Там ведь до сих пор много сепаратистов, родственники которых на той стороне воюют. Соседи приходили с вопросами: “Почему тебя держали? Почему вернулась, там же так хорошо?”. Отвечаю: “Езжайте, идите на блокпост, крикните “Слава Украине!”. Посмотрите, что с вами будет”.
Для жизни и трудоустройства Наталье предложили переехать в Днепр или Запорожье. Выбрала второй вариант, ближе к маме. Расшатанные неволей нервы давали о себе знать. Стали пугать резкие звуки, ночами снились кошмары: тюремные камеры, зэки вокруг. Во сне кричала, потом совсем перестала спать.
Помогла общественная правозащитная организация «Егіда-Запоріжжя», опекающая недавнюю пленницу с марта минувшего года. Венгер поселили в городке для переселенцев, позже перевели в центр социально-психологической помощи, уложили в больницу для прохождения курса психологической реабилитации. Планировали найти в городе общежитие для постоянного проживания и какую-то работу.
В итоге Наталья же решила иначе: “Вернусь в Красногоровку. Там должен запуститься огнеупорный завод, простаивавший долго после бомбежек. Попробую устроиться в охрану. Работа не каждый день, физически мне под силу. Местные жители смотрят только Донецкое ТВ и что там говорят, всему верят. До них правда не доходит, многие до сих пор за Россию. А я изнутри знаю, как там. Летом повесила над своим домом государственный флаг, и предупредила соседей: будете возмущаться, посдаю всех в СБУ. Мы же в Украине живем. Они со мной здороваться перестали, а я от этого удовольствие получаю. Захарченко убили, они плакали. Я говорю: “Вы дебилы, радоваться надо”. Нет, есть, конечно, нормальные, но их мало”.
Юрий Гаев
