В прах из праха
Не всемогущий Бог создал смерть. Смерть привнес в этот мир обычный человек – столь великий и столь же несовершенный Венец творческого промысла Создателя.
В известном многим девятнадцатом стихе третьей главы библейской книги Бытия Всемогущий Господь Бог, тот самый Бог, что накануне так, казалось бы, искусно создал человека для нетленного бытия, вечного блаженства и господства над миром, с сожалением наблюдает несовершенство своего творения. Бог в печали обращается к совершившему грехопадение человеку и с горечью констатирует явную неосуществимость своего первоначального замысла о человеческом бессмертии:
«…возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и к праху возвратишься».
Эту почти забытую историю кроме меня и рассказатьто некому. Едва ли кто ещё знает людей, изображённых на старых выцветших фото. Да и есть ли кому дело до исторических изысков в пору перманентных трудностей и кризисов, переживаемых нашей державой с завидным постоянством!? Однако я уверен, что это важно. И корни многих наших общих сегодняшних проблем находятся в незаслуженно забытом прошлом. Именно там, в торопливо пролистанных страницах прошедших дней с их трагическими невыученными уроками…
Дамский портной, сын дамского портного и его семейство
…Отец прадеда, чьё имя сохранили известные мне документы, носил имя Авраам. Конечно, это был не тот библейский Авраам, что покинул в своё время Ур Халдейский и заключил союз с Богом. А его, если можно так сказать, отдалённый потомок – мало кому известный за пределами своего захолустного штетла швец, «лэйдиз шнайдер» дамский портной из затерявшегося среди озёр и лесов белорусского местечка Колодно.
Во время разделов Польши в конце XVIIIго века он симпатизировал повстанцам Костюшко, оказывал им посильную помощь, а после поражения восстания вынужден был бежать с семьёй из родного дома вглубь Российской империи. Именно тогда он и получил свою фамилию.
Известно, что евреи впервые получили фамилии во второй половине XVIIIго века, когда стали подданными австрийских и русских монархов. И основополагающим фактором при этом являлась необходимость пересчитать евреев для упорядочения сбора налогов. А для этого новых подданных надо было както идентифицировать.
Еврей получал фамилию, как правило, приписываясь к мещанству той или иной губернии черты оседлости, при получении документов, позволявших ему переселение из одного населённого пункта в иной.
Вообще, процедура получения евреями фамилий сама по себе чрезвычайно интересна. Существовало несколько принципов образования фамилии. Ктото из известных литераторов даже пошутил, что любое слово, даже матерное, может стать еврейской фамилией. И он был, как ни странно, недалёк от истины. Фамилией становились профессия, место жительства, имена родителей, причём очень часто, особенно у литваков (белорусских и литовских евреев) – имя мамы, ведь именно мамы занимались детьми и хозяйством в то время, когда отцы с утра до ночи учили Тору. За хорошие деньги корыстолюбивый чиновник мог дать в качестве фамилии название цветка, благородного животного или же драгоценного камня или металла. Дешевле стоила фамилия поскромнее. Если же человек отказывался, что называется, «давать на лапу», то легко мог получить фамилию с издевательским, насмешливым смыслом. И таких фамилий тоже предостаточно. Но, как правило, чиновники просто записывали самое простое, что приходило на ум: название населённого пункта, из которого происходил соискатель фамилии. Так мои предки стали Колоднерами. То есть – из Колодно.
Колоднеры перебрались в Украину. И уже сын Авраама Хаим был записан мещанином городка Переяслава Полтавской губернии. Прадед Хаим был земляком и ровесником Соломона Рабиновича, гораздо более известного под литературным псевдонимом ШоломАлейхем. К несчастью или к счастью, прадед не обладал столь же ярким писательским даром, а из изящной литературы предпочитал лишь Талмуд. На все случаи жизни. Поэтому он просто продолжил дело отца и стал портным. Однако и он, подобно ШоломАлейхему, в Переяславе не задержался. Правда, путь его пролегал не в прекрасный Киевмифический Егупец, а на Екатеринославщину. В деревню МихайловоЛукашево, что неподалеку от уездного городка Александровска. Там в 1894 году он женился на ГенеГитле, дочери мещанина Пинска Минской губернии Сендера Дольникова, а в 1896 году у них родился сын ДавидМоисей.
В метрических книгах Главной хоральной синагоги Александровска, что хранятся сейчас в архиве Запорожской области, есть запись о свадьбехупе Колоднеров, а также о рождении и обрезании их первенца. Обряды эти проводил человек посвоему примечательный – многолетний духовный раввин Александровской общины АвромДовид Лавут в последние годы пребывания на своей должности.
Есть там записи и о рождении остальных детей семьи Колоднер. Дочерей – Этели, Шейдли, Иты, БилхиРахели и сыновей – Сендера, Исаака и Авраама (Абрама), который был последним ребёнком в семье. На идиш это называлось: «мизинкер» – словно мизинец, самый маленький пальчик на руке.
Записи в еврейских метрических книгах велись весьма аккуратно. Милая запорожская девушка архивариус рассказывала мне, что очень любит работать с метрическими книгами синагоги изза лаконичности и опрятности записей в отличие от книг христианских церквей.
Только вот, и это известно всем, по поводу точности записи порой возникают глубокие и оправданные сомнения. Дело в том, что ведение метрических книг – это была обязанность, навязанная евреям имперской властью. Её, конечно, выполняли, но особого усердия при этом не проявляли. Глубоко верующие иудеи считали, что Бог видит и регистрирует все события сам, без помощи русских властей, а потому совершенно не важно, какая дата будет записана чиновником. Тем более что, как правило, большинство евреев уезда жили в окрестностях Александровска, достаточно далеко от города, дороги были такими же плохими – осенью или весной преодолеть их было невозможно, дети рождались часто, и везти новорожденных девочек в город для бесполезной процедуры не считали нужным. Другое дело, мальчики – на восьмой день от рождения надо сделать обрезание, так что в город к раввину ехать необходимо. Ну а попутно уже и делали запись в метрической книге. Что касается девочек, то могли привезти в город детейпогодков или даже с разницей в несколько лет и записать их близнецами. Так поступили и Колоднеры. Старшая из дочерей Этя, Этель Колоднер, ровесница века, и её родившаяся на два года позже сестра ШейдляАлександра записаны в метрической книге близнецами.
Судьбы всех детей Колоднеров интересны и каждая достойна отдельной истории. Но особо хочется рассказать о Давиде и Ите. Почему? Дочитайте – и вы всё поймёте сами.
Давид-Моисей. Днепровские воды…
ДавидМоисей был записан в метрическую книгу, как и положено, на восьмой день от роду, поэтому, когда началась Первая мировая война, в 1915 году был призван в армию. К этому периоду патриотический запал шапкозакидательства у многих уже прошёл, армия вела тяжёлые бои, конца бойне не было видно, а потому новобранцев, прежде всего, надо было научить воевать. ДавидаМоисея направили в 35й запасной пехотный полк, который располагался в Феодосии. Сохранилась почтовая открытка, в которой рядовой Колоднер описывает свои первые армейские впечатления.
Уверенный почерк, грамотная речь… и это притом, что в лучшем случае до революции дети сельского портного могли закончить лишь несколько классов начальной школы.
В Феодосии Давид Колоднер, как и большинство солдат полка, попал под сильное влияние большевистских агитаторов, которые развернули среди новобранцев антивоенную пропаганду. В 1917 году под руководством прапорщика Ивана Федько (будущего кавалера четырёх орденов Красного Знамени, командарма, командующего Киевским военным округом в 19371938 годах, организатора, а затем и жертвы кровавых репрессий против командного состава войск округа) Давид участвовал в создании отряда Красной гвардии и первого городского ревкома Феодосии.
Повоевать все же пришлось. Отряд, преобразованный в Первый Черноморский революционный полк, участвовал в Николаевском восстании против немцев 2023 марта 1918 года. Рабочие и моряки при поддержке бойцов Федько очистили от немцев почти весь город, однако одержать победу не смогли. После поражения восстания полк до первого мая сражался против немцев в Северной Таврии и Крыму.
После разгрома полка Давид остался в живых и решил пробираться домой. Ему удалось добраться до Александровска. Время было тревожное. Власть в городе постоянно переходила из рук в руки. Не до лирики. А он встретил свою судьбу и любовь. Неожиданно, несвоевременно. Если любовь может быть несвоевременной!
Девушку звали – Лиза Фёдорова. Была она скромной, милой и тоненькой, как тростиночка. Не тратя время попусту, вскоре сыграли свадьбу. Давид вместе с женой стал жить в большой семье Федоровых. А работать стал у Товия Михеловича, первого председателя уездного Совета, активного участника революционных событий семнадцатого года в Александровске. Позже, в 1920 году, Михелович погибнет в Бердянске, в бою против отрядов своего бывшего соратника по революционной борьбе и подчиненного по Александровскому Совету – Нестора Махно и будет похоронен в братской могиле посреди площади, а в Александровске его именем даже назовут улицу Екатерининскую. Правда, ненадолго: со временем Михеловича посмертно заклеймят как «троцкиста» и «активного меньшевика», а улице дадут имя пролетарского «буревестника» Максима Горького.
Двадцатидвухлетний работник исполкома ДавидМоисей Колоднер был, как ни странно, далёк от трескучих политических деклараций, он больше занимался негромкой повседневной работой, «бытовухой»: власти менялись, но поддерживать элементарную жизнь и порядок в голодном и холодном городе было необходимо при любом режиме. Это понимали все.
Правда, сделать он мог немного. А уж о том, чтобы получить какието привилегии по должности и думать не мог. Да и какие в ту пору привилегии!? Всё в общем порядке. Сестрапортниха попросила купить немного ткани. Он договорился, заплатил, а торговец всё тянул и тянул с доставкой…
Был ли он большевиком? Нет. Хотя революционные лозунги о равноправии и прекращении национального угнетения не могли не быть ему близки. Скорее, он склонялся на сторону сионистов, позиции которых были достаточно сильны в этом густонаселённом евреями регионе.
Это не удивительно. Призывы к эмиграции в Палестину были достаточно распространены в годы революции и гражданской войны. Революция на первых порах позволяла политический плюрализм, и многочисленные партии сионистской направленности были широко популярны среди евреев Екатеринославщины. И тем сильнее становилось их влияние, чем опаснее становилась жизнь. Отряды еврейской самообороны организовывались повсеместно. Между прочим, в том же Екатеринославе в отряды самообороны входили не только известные в будущем пролетарские поэтыкомсомольцы Светлов и Голодный. С винтовкой в руках защищался от погромщиков сын местного раввина МенахемМендл Шнеерсон, будущий знаменитый Любавический ребе.
…Давид мечтал вместе с женой, родителями, братьями и сёстрами перебраться на Землю Обетованную. Словно предчувствовал скорую беду. Не успел…
Абрам Колоднер, брат Давида, рассказывал: «…Мы жили в селе Михайло–Лукашёво (Вольнянский район). Отец и сестра портняжили. Весной 1919 г. банда махновцев ворвалась в село и начала погром еврейских домов. В селе жили 7 еврейских семейств. Отца и других мужчин евреев собрали на базарной площади и пороли шомполами и нагайками. Нас – мать и шестеро детей – укрыли соседиукраинцы и перепрятывали за ночь два раза, т.к. махновцы вели розыск по домам. Только на третий день мы возвратились домой. В квартире всё было разбросано. Посуда перебита, подушки распороты, перья летали по воздуху. Всё лучшее бельё и одежда пропали. Пришлось уезжать в город Александровск.
Мы поселились на Литейной улице (Красногвардейская). В городе шли уличные бои. Власти – красные, белые, махновцы – часто менялись, иногда по несколько раз на день. В июне во двор с требованием «давай золото» ворвались махновцы. У нас из восьми человек семьи шесть лежали больными: в городе свирепствовала эпидемия испанки (разновидность гриппа). В поисках золота отца сбросили с кровати на пол. Не найдя ничего, бандиты покинули дом.
В конце сентября банда махновцев ворвалась в квартиру старшего брата, жившего у жены в семье Фёдоровых, и потребовала документы. Нашли у брата и свояшника С.Вульфа удостоверения в красных корочках (работали в исполкоме):
– А, так вы – коммунисты!? Поедете с нами в штаб.
Усадили на тачанки и поехали по Николаевской улице (Артёма). Три сестры Фёдоровы: Ольга, Лиза и Белла бросились бежать за тачанками. Возле театра Войталовского махновцы подобрали женщин и поехали в штаб. Однако, не доезжая села Вознесенки, на косе бандиты изрубили женщин саблями, предварительно изнасиловав, и зарыли в песок. На второй день сестра Этя с родственниками поехали в штаб махновцев (банда батьки Правды) в село Вознесенка. Там сказали: «Ищите мужиков в Днепре!» Однако поиски утопленников ничего не дали…»
Полк батьки Правды был частью Екатеринославского корпуса армии Махно, которым командовал анархисткоммунист Петр Гавриленко. Между прочим, полный георгиевский кавалер и ещё царский, военного времени, штабскапитан. После 1917 года служил то у анархистов, то у большевиков. Ещё летом девятнадцатого – командовал батальоном у красных, а потом вместе со своими солдатами присоединился к махновцам.
И Гавриленко, происходивший из крестьян, и батрацкий сын, сцепщик вагонов Правда, происходили из самых, что ни на есть социальных низов. Уж, казалось бы, евреи столь же угнетаемые царизмом, никак не должны были вызывать в них столь звериную враждебность. По крайней мере, они должны были хотя бы попытаться прекратить погромы. Но, возможно, их ненависть к грабительским реформам большевиков, символами которых для многих стали кровожадный вождь Красной Армии Лейба Троцкий и его затянутые в черную кожу тужурок комиссары продотрядов и расстрельных команд, распространилась и на беззащитных обывателей еврейских предместий украинских городов. Тем более что братоубийственная гражданская война уже давно перечеркнула многочисленные нравственные табу и запреты. Человеческая жизнь перестала считаться наивысшей ценностью, дать и забрать которую может только Бог. Люди, уничтожающие Бога, как этическую ценность, уничтожили его, прежде всего, в себе. Заплатив за это миллионами жизней. Своих и чужих.
Как тут не вспомнить о неприятии революционного террора московским раввином Яковом Мазе, с горечью заявившему пламенному и беспощадному Председателю Реввоенсовета советской республики: «Революцию делают Львы Троцкие, а расплачиваются за неё Лейбы Бронштейны».
На ниве еврейских погромов, собиравших по Украине в годы гражданской войны обильный кровавый урожай, отметились многие. И петлюровцы, и деникинцы, и махновцы, и красноармейцы. Не зря тот же Мазе в 1921 году встречался с Горьким, а затем и с Лениным, пытаясь остановить погромы на Украине и гонения против религии. Впрочем, заявления и декларации, направленные против погромщиков, делали все. Широко известны заявления Симона Петлюры и Нестора Махно, Антона Деникина и Владимира Ульянова. Но, если слегка перефразировать известную максиму: уста глаголят, а руки делают.
Ита. Днепровские берега
…Махновцев из города вытеснили белые, а пятого января 1920 года в Александровск вошли части 45й стрелковой дивизии красного комдива Ионы Якира.
Положение в городе было ужасным: разруха, остановившиеся и разграбленные предприятия, закрытые и разгромленные лавки, обезлюдевшие дворы и дома с заколоченными досками темными провалами оконных глазниц.
Не было хлеба. Не было дров. Даже с чистой водой были проблемы. Ещё осенью наряду с испанкой в городе началась эпидемия тифа. Счёт больных шёл на тысячи. Говорили, что болеет чуть ли не четверть жителей города.
Заболела сыпняком и Ита Колоднер. Было ей тогда только пятнадцать лет. Её отвезли в барак для острозаразных больных, пытались лечить, но спасти, как и многих других, не сумели. По санитарным правилам, что были общеприняты в ту пору, умерших от тифа надо было хоронить в общих рвах. И засыпать тела негашеной известью. Но на это у оставшихся в живых горожан не было ни сил, ни времени. Заведующий городским бараком для тифозных больных доктор Гескин приказал попросту перекладывать трупы дровами и сжигать. А уже пепел от сгоревших тел зарывать в неглубокие ямы. Где? Разве об этом ктото сегодня помнит?
Так что у Иты, как и у Давида, нет ни могилы, ни надгробья. Они просто стали водой бесконечно катящихся к морю волн Днепра и травами на зелёных холмах над великой рекой. Частью той земли, на которой родились и которую у них уже никто не отберёт, потому что они и есть эта земля.
Память на костях
Вот, пожалуй, и вся история. Однако, как ни горько об этом говорить, но даже если бы могилы сохранились, вряд ли они сбереглись бы до наших дней. Как известно, виновато не только время. И сами жители города не щадили могил своих предков: многие жилые кварталы и городские предприятия Запорожья буквально выстроены на костях. Украинских, русских, немецких, еврейских.
Уцелели, и то лишь частично, только те старые кладбища, которые пока оказались в стороне от градостроительных порывов властей и жестокости вандалов, промышляющих поиском мифических сокровищ, спрятанных в старых могилах.
Александровское кладбище того времени, так называемое Новое Городское, располагалось выше железнодорожного вокзала ЗапорожьеII, там, где пересекаются улицы Круговая и Омельченко. Сейчас на его территории цеха объединения «Мотор Січ». Когда их строили, массово собирали и вывозили старые надгробия, в том числе и мацевы с надписями на русском и иврите. Кроме того, старое городское еврейское кладбище с захоронениями до начала двадцатого века находилось там, где по улице Пищевой располагался местный масложиркомбинат и частные дома по улице Кирпичной.
Сохранились только, если можно так назвать ограбленные и перекопанные кладоискателями могилы, немногочисленные еврейские захоронения на самой окраине посёлка Верхняя Хортица, за пределами Запорожья, на земле сегодняшних пастбищ Долинского сельсовета.
А ещё сохранилась память. И уверенность в том, что рано или поздно из трагических дней далёкого прошлого обязательно будут извлечены хотя бы минимальные уроки.
Борис Артемов
