В Украину из Сибири путь неблизкий. Зимой 1955-го Маша Мизина, некогда выпускница Запорожского педтехникума, добиралась больше месяца. На скрипящей полозьями подводе, в кузове разбитого в хлам «ЗИСа», на верхней полке пропахшего «карболкой» и махрой общего вагона, лениво замирающего на заснеженных платформах безлюдных полустанков. Разговоров с попутчиками избегала. Кутаясь в куцую телогрейку, подолгу пила пустой кипяток из «титана», макала в него черный сухарь, обхватив жестяную кружку не чувствующими жар руками. Прижавшись к заиндевевшему стеклу, провожала взглядом безымянные деревушки. Тревожно засыпала, подложив под седую голову тощий «сидор», где, кроме сухарей, хранила единственный документ – справку об отбытой судимости. Клочок бумаги ценности неимоверной. За эту справку, вызывающую бульдожий взгляд патрульных милиционеров на вокзалах, враз натаскано выделявших ее среди иных пассажиров, низкий поклон прокурору, скостившему срок каторги до уже отсиженных двух полных пятилеток. И Боженьке, что внял, наконец, долгим молитвам да прибрал позапрошлым мартом кремлевского усатого…
Арест
… 20 июня 1944го Маша готовилась выступить на педсовете. Доклад дописывала за полночь под сопение уснувшего мужа, вдыхая сквозь открытое окно пьянящий аромат ночной фиалки. И об армии-освободительнице упомянула, и о роли школы в помощи фронту, и о единой семье братских народов, и о мудром вожде. Едва прилегла на кровать с никелированными шишечками, в дверь постучали…
… Вошедшие были немногословны. Представились, предъявили постановление об аресте, подписанное начальником горотдела НКВД.
– Собирайтесь, Мария Пантелеевна! С нами поедете. Личные документы возьмите. Если есть – бельишко на смену и еду на день-два. А мужа не будите…
Месяц следователь допросы снимал. Вопросы чудные задавал. Известны ли ей «враг народа» Пантелей Мизин, осужденный на 8 лет, разоблаченный оуновский пособник Сергей Колос и сбежавший от неминуемого возмездия немецкий прихвостень Федор Вовк. Знает ли она указанных людей, сколько раз и когда встречалась с ними, о чем разговаривала, выполняла ли их поручения.
А как же не знать, когда один – родной отец, бесследно сгинувший в 1937м, второй – школьный завуч, муж подруги, а третий – директор школы №9. Ее школы. И встречалась поэтому, и разговаривала, и поручения выполняла…
Поручение
… Когда немцы в город вошли, на заборах указы появились: «За помощь функционерам прежней власти, партизанам и евреям – немедленная смерть. А за донос на них – денежная награда и паек». Доносили, чего греха таить, уж больно неласкова была прежняя власть. Обиду многие затаили. Пойманных прилюдно вешали. А евреев, что на люди выйти не смели под страхом расстрела без повязки на рукаве с «давидовой» звездой, вывозили скопом за город к противотанковому рву. Там и расстреливали.
Учительницу Сарру Бакст муж-украинец Сергей Колос в развалинах школы спрятал. А дома, в погребе – сыновей, тещу и племянника жены. Попросил помочь бывшего директора школы, а теперь агронома управы Федора Вовка. Решили раздобыть всем новые документы и вывезти из города. А пока – надежнее укрыть. Тут-то о Маше Мизиной и вспомнили.
Почему тогда, осенью 41го, Федор Иванович за помощью к ней обратился, понять несложно. От коммунистов пострадала: из школы перед войной уволили за связь с репрессированным отцом, и квартира рядом с казармами, – разве кто подумает у нее беглых евреев искать? К тому же женщина, которую с малым сыночком спрятать надо было, ей подруга.
Полтора месяца Маша прятала от чужих глаз Сарру с сыном в подвале флигеля, каждую ночь украдкой провожая в дом к теплой грубе и накрытому чем Бог послал столу…
Лагерь
… 20.07.1944го за связь с «врагом народа» и «пособничество подполью ОУН» получила Мария 15 лет. Приговор объявили при посадке в эшелон, который вез на каторгу таких же, как и она, «врагов».
В лагере новичку страшно. Женщине – особенно, коли не старуха и собой маломальски пригожа. Потому что не сберечь себя ни от вохры, ни от блатарейнадзирателей. Откажешь – бросайся на проволоку или через «запретку» под пули охраны. Все одно – до полусмерти измордуют, но своего добьются.
А спустя недели ты и не женщина вовсе – не имени, ни фамилии, лишь номер на истрепанной телогрейке, под которой кожа да кости, да потухшие глаза на изможденном лице, в которых бездонная тоска.
Едва рассветет, ведут под охраной в тайгу – заготавливать дрова для кухни и обогрева бараков. Охранник просит «заспивать песен». Землячок, а попробуй, отойди за край поляны, не задумываясь всадит пулю в спину «за попытку к бегству». Взгляд цепкий, прищуренный, затылок огнем жжет. После возвращения в зону – жидкая баланда, скудная хлебная пайка и работа – катать войлочные валенки.
Попала Маша в «мойку», где войлок окунали в чаны с кипятком, а затем выбивали палками. Чтобы достать до краев чана – скамеечка приставлена. Вверх-вниз… Вверхвниз. Всю смену. В цехе вонь, духота, а на окнах – лед. Норму и здоровому мужику не выполнить, что же говорить о девчонке-доходяге.
«Коршун» – надзиратель из блатных, что не одну «зэчку» замучил, пнул, проходя, ногой: «Останешься в ночь план выполнять. И хлеба выпишу вполовину меньше». В ответ, обрывая пуговицы, рванула в отчаянии ворот так, что обнажилось худющее до синевы тело без грудей: «На, жри! Подавись! Чем я твою норму сделаю? Этими костями?». Остолбенел от неожиданности: «Одурела, Манька? Ладно, получишь свой хлеб!».
С той поры ушел страх, лишь голову словно припорошило снегом.
Сытому начальству красных знамен и премий за перевыполнение плана мало. Коли девки в бараках – веселье должно быть. Самодеятельность подавай. Такую, чтоб и гостям показать не стыдно. Балалайки, мандолины и гитару со склада выписали. Поручили Маше оркестр инструментальный создать. Хохляцкими напевами баловать. И драматический кружок заодно. Чтобы спектакли ставить. Из дозволенной классики и об «отце народов» – вдохновителе всех побед.
Через месяц переполненный барак клуба аплодировал полумертвым от усталости после заготовки дров и рабочей смены «артисткам», разыгрывающим сцены из комедии «Шельменкоденщик». Московский гость-генерал даже передал Маше банку рыбных консервов и жестянку яблочного джема за исполнение роли Возного. Награду вручил Коршун, криво ухмыляясь и поигрывая плетью из обтянутого резиной стального троса – после удара такой лопалась кожа, а мясо рассекалось до кости: «Порадовала, Мария! Не думал, что ты такая артистка».
Еду разделили на всех: по истекающей маслом шпротине и студенистому сладкому кубику.
В 1955м Машу вызвал начальник: «Ответ, Мария Пантелеевна, пришел на твои заявления. Пересмотрели дело. Читай: «Определением трибунала Уральского военокруга от 28.01 сего года действия осужденной по делу №14917 переквалифицированы на ст.541«а» УК и наказание снижено до 10 лет». А ты свою десятку уже с лихвой отсидела. Жди документы на освобождение…»
Дома
… Опустевший дом встретил холодом. Соседи сторонились, бросая недобрые взгляды. Бывшие друзья делали вид, что не узнают. На работу не брали. Кабы не добрая душа – Тамара Васильевна Тищенко, что, рискуя положением, приняла в детский сад воспитателем, впору было б в петлю. Забывалась Маша лишь на работе. Пела детям любимые с детства народные песни и читала сказки, в которых всегда торжествовала справедливость и добро обязательно побеждало зло.
А дома подолгу не могла уснуть. Вздрагивала от каждого шороха, ожидая внезапного стука в дверь. Терзалась тем, что печать каторжанки висит дамокловым мечом. И писала, писала, писала, требуя окончательного пересмотра своего дела…
Праведники
… Лишь через 37 лет, на основании ст.1 Закона Украины «О реабилитации жертв политических репрессий на Украине» от 17.04.1991го Мария Пантелеевна Мизина была реабилитирована.
Тогда же узнала, что отец Пантелей Тимофеевич, получивший в 1937м по приговору тройки УНКВД 8 лет за «контрреволюционную агитацию», был расстрелян по личному приказу Сталина 11.09.1941го в Медведевском лесу среди 157 других политзаключенных Орловской тюрьмы и посмертно реабилитирован в 1988м «за отсутствием состава преступления»…
… Федор Иванович Вовк, сотрудник Харьковского НИИ растениеводства, директор школы маленького городка на Днепропетровщине, агроном управы, усыновивший в период оккупации еврейского ребенка и спасший его мать и бабушку, с 1943го разыскивался НКВД-МГБ как «известный украинский националист», входящий в состав центрального «провода» ОУН. Эмигрировал. Жил в США под именем Иван Федорович Вовчук. Умер в 1979м…
… Арестованного весной 1944го «пособника ОУН» Сергея Марковича Колоса через 3 месяца выпустили «за отсутствием улик». Он работал в педучилище, воспитывал сыновей и внуков. Умер на руках у жены в 1973м…
… В 1998м комиссия иерусалимского института Яд-Вашем признала Федора Вовка, его жену Елизавету Шкандель и Марию Мизину, рисковавших в годы оккупации жизнью ради спасения евреев, Праведниками народов мира. Их наградили медалями, а имена высекли на стене почета на Аллее праведников Яд-Вашем…
… Награду Мария Пантелеевна получила в канун своего 95-летия. Благодаря помощи неравнодушных людей встретилась с 86-летней Саррой Бакст и ее сыном Витей, уже тоже седовласым дедушкой, тем самым 5-летним мальчиком, которого Маша прятала в подвале и которого, спасая от неминуемой гибели, усыновили Федор Вовк и его жена Лиза.
Трое убеленных сединами людей, проживших долгую жизнь, обнявшись, не сдерживали слезы, вспоминая о прошлом, и допоздна за праздничным столом негромко пели народные украинские песни под аккомпанемент удивительно мелодичной гитары Марии Пантелеевны…
… В прежде позабытый всеми домик на окраине зачастили именитые гости, но даже обласканная нежданным вниманием тысяч людей, Мария Пантелеевна не считала, что совершила что-то особенное. Ведь это так естественно и просто: быть чистым и светлым душой и при любых обстоятельствах, сохраняя любовь к людям, творить добро. Даже ничего не получая взамен….
Борис Артемов
