В 1921 году существенный недород в Запорожской губернии озимых культур и гибель вследствие небывалой засухи зерновых на значительной части яровых посевов обусловили надвигающуюся угрозу голода.

В еще большей мере усилил угрозу и превратил ее в трагическую реальность массовый, невзирая на сложившиеся в губернии чрезвычайные обстоятельства, заранее спланированный вывоз запорожского хлеба «с Украины на Север».

«Раковский (член ЦК РКП(б) и одновременно Председатель СНК УССР) определяет приблизительно урожай в Украине количеством не менее 550—650 миллионов пудов, – делился в те дни своими соображениями и планами по изъятию украинского хлеба с товарищами по РКП(б) и правительству РСФСР тамошний Предсовнаркома Ленин. – Отнимая 150 миллионов пудов на засев и 300 миллионов на прокорм семьи и скота, имеем остаток (550–450=100, 650–450=200) в среднем около 150 миллионов пудов. Если поставить в Украине армию из голодных (российских) губерний, этот остаток можно было б собрать (налог + товарообмен + отдельные реквизиции с богатых на помощь голодным) полностью».

Откровенный грабеж украинского крестьянина, обрекавший его на неминуемую смерть, в полном соответствии с указаниями Предсовнаркома РСФСР необходимо было повсеместно сопровождать уже ставшими привычными кумачово-трескучими революционными лозунгами. О «пролетарском интернационализме и классовой солидарности». О «жирующем на нужде голодной бедноты украинском кулаке-мироеде». О «напряжении всех сил». О «поддержке братского Донбасса, Москвы и Красной Армии, находящихся в тяжелом положении». И, конечно, о неотвратимости немедленного подавления малейшего сопротивления «выполнению государственной продовольственной разверстки». Неминуемая кара за попытку утаить от продотрядов хотя бы часть кровного должна была восприниматься как освященное законом и пролетарским гневом возмездие за посягательства на завоевания революционного интернационала и власти прокоммунистических советов.

Все это привело к тому, что уже зимой 1922 года, практически исчерпав запасы продовольствия, население большей части Украины и прежде всего Запорожской губернии оказалось в катастрофическом положении. К середине весны 1922-го продовольственная катастрофа достигла своего пика.

Немногочисленные сохранившиеся архивные документы лишь тезисно, «пунктирно» очерчивают ситуацию, сложившуюся в одной из наиболее пострадавшей от голода украинской губернии. Но даже эти разрозненные «штрихи» дают возможность ощутить весь масштаб трагедии…

Царь голод. Запорожское измерение

Ввиду сильно распространившегося по губернии голода, отмечали едва ли не ежедневно функционеры запорожского Губисполкома и Губкомпомголода в секретных докладных, отчетах и телеграммах, что слали адресатам во Всеукраинский Центральный Исполнительный Комитет, ЦК КП(б)У и Наркомат Внутренних Дел республики, что происходит «сильный падеж скота от бескормицы и человеческая смертность на почве голода».

Количество голодающих растет с каждым днем. Падаль и пищевые суррогаты (кору, листья, курай) люди едят без всякого отвращения. Употребление в пищу собак и кошек становится обычным явлением, но и такая возможность иссякает. На почве голода повсеместно происходят кражи хлеба и всего съедобного, и с такими преступлениями нет возможности бороться. Воровской бандитизм свирепствует. Обнаружены случаи людоедства. Ширится эпидемия голодного тифа, возникла угроза распространения холерной инфекции.

Изменить положение дел к лучшему на местах собственными силами, без сторонней помощи, не представляется возможным. Продовольственное снабжение из центра отсутствует. Помощь международных благотворительных организаций признают буржуазной, контрреволюционной и зачастую блокируют центром, Москвой и Харьковом. Все доступные средства исчерпаны. Местных ресурсов нет. Советские органы на местах разваливаются. Во внутрипартийных настроениях можно заметить апатию, работу «спускают» на почве недоедания.

По имеющимся сведениям Губкомпомголода к концу апреля 1922­го в губернии голодают 893660 человек. Голодающие волости разделены на категории в целях более верного и скорейшего оказания помощи, при возникновении такой возможности:

1­я категория – это 44 волости с числом голодающих 759731 чел., которые находятся в катастрофическом положении и требуют немедленного безотлагательного оказания помощи;

2­я – 438991 голодающий в 46 волостях, что находятся в тяжелом положении и помощь которым должна быть оказана во вторую очередь;

3­я категория – 40 волостей с числом голодающих 94988 чел., способных еще некоторое время продержаться на местных средствах.

Обстоятельства и отсутствие помощи из центра заставляют на местах в губернии обсуждать два подхода к возможному оказанию помощи голодающим. Первый – помогать лишь трудоспособным и более сильным, остальных же оставить на произвол судьбы. Второй – поддерживать, прежде всего, детей, организовав медпункты для других категорий населения и сдерживая, по мере возможности, количество умирающих. Оба эти подхода, отмечал зампредгубисполкома Гаврилов, крайне жестоки. Но другого выхода нет, ведь обещанная из центра продовольственная помощь едва ли выражает четверть потребности. А так как даже из обещанного губерния на деле получает не более мизерной десятой части, то вопрос о помощи, по сути, сводится к нулю.

Прибегать к такой ужасной необходимости выбора заставляют отсутствие всякой надежды на получение реальной помощи последствиям голода в губернии и результаты неутешительной статистики Помголода. Из каждой тысячи умирающих 950 приходится на иждивенцев. А значит, помогая всем без исключения, не удается спасти никого.

Голодный красный штык на  запорожский прокорм

…Жаждущий хлеба Север нахлынул на плодородные украинские земли десятками тысяч переселенцев, бегущих от голодной смерти на Юг целыми семьями.

В южных губерниях Украины, еще охваченных отголосками былых волнений против засилья чужаков, «железной рукой» пролетарских «чрезвычаек» и штыками отрядов «чон»-­частей особого назначения наводят должный советский порядок. В села, местечки и города для этой же цели массово, в спешном порядке, в дополнение к уже существующим гарнизонам, вводят новые многотысячные армейские части и соединения из перемещаемых из РСФСР войск.

«Если (российский) район, охваченный неурожаем и голодный, занимает территорию с 25 миллионами населения, – резюмировал Предсовнаркома РСФСР Ленин, – то не следует ли рядом мер самых революционных взять именно из этого района молодежь в армию в количестве около 500 тысяч штыков? (и даже, может быть, до 1 миллиона?). Цель: помочь населению до известной степени, ибо прокормим часть голодных, и, может быть, посылками домой хлеба поможем до известной степени голодным. Это первое. А второе: поместить эти 1/2 миллиона в Украине, чтобы они помогли усилению продработы, будучи сугубо заинтересованными в ней, особенно ясно сознавая и чувствуя несправедливость обжорства богатых крестьян в Украине».

На территории Запорожской губернии в это время располагаются соединения вновь формируемого 7 стрелкового корпуса под командованием Ивана Грязнова в составе 25­й «Чапаевской» и 30­й Иркутской стрелковых дивизий.

«Распоряжение…о выдаче Красной Армии семенного материала и хлеба, предназначенного голодающему населению, вызывает сильное возмущение…» – шлет телеграмму в Харьков Украинскому Военному Совету и ЦК КП(б)У начдив Грязнов.

«Положение со снабжением продовольствием войсковых частей катастрофическое, ни хлеба, ни крупы нет. Обещанные вами вагоны с хлебом не прибыли. Кроме нашего постоянного гарнизона, прибыл 25 полк, также без продовольствия…» – сообщает в Запорожский губисполком председатель Мелитопольского уисполкома Белов.

Голод в Украине в целом и в Запорожской губернии в частности ничто по сравнению с голодающим населением Поволжья, на котором и надо сосредоточить все внимание. Тем более, что украинцами на местах для оказания самостоятельной помощи голодающим делается очень мало, а статистика голодающих панически завышена, утверждает Председатель Всероссийского ЦИК Калинин при обсуждении в Харькове на заседании ЦК Помголода просьбы председателя комиссии помощи голодающим мелитопольского уездного комитета КП(б)У.

Призывает Запорожский Губисполком и Губком энергичнее оказывать продовольственную помощь дислоцированным в губернии частям Красной Армии секретарь ЦК КП(б)У Мануильский.

Требует беспрекословно, не обращая внимания ни на что, кормить расквартированные воинские части секретарь ЦК КП(б)У Косиор: «Многие губернии ограничились торжеством, не оказывая реальную помощь. В Запорожье наблюдаем формальное отношение к своему шефству. ЦК КП(б)У категорически предлагает принять все меры для реальной помощи прикрепленным частям. Из последних ресурсов поделитесь с Красной Армией. Укрепите действительную моральную связь…»

Воля, сломленная голодом

До весны 1918 года Украина жила относительно спокойно. За три же последующих года, писала в марте 1921­го выходящая в Праге газета партии российских эсеров «Воля России», украинское крестьянство, видевшее ранее Центральную Раду, гетманщину и австро-­германцев, войска Директории, Деникина и Врангеля, в полной мере, кроме того, узнало, к своему горю, что такое комиссары­-коммунисты и что такое Советская власть.

Завоевание Украины Советской властью, было, по существу, походом голодного Севера на хлебный Юг.

Начались реквизиции, появились карательные и продовольственные отряды – вся Украина всколыхнулась и покрылась десятками повстанческих отрядов.

Махно, Струк, Тютюнник, Зеленый, Ангел, Соколовский и еще десятки других атаманов захватывали города, занимали целые уезды, и всюду население добровольно пополняло их поредевшие ряды, кормило, укрывало и всячески помогало в борьбе за крестьянство и его права против непрошеной власти чужих людей с севера. Советы не имели тыл. Деревня целиком выступила против чужой для нее непонятной и грабительской власти.

И сегодня еще Украина охвачена пожаром восстаний, и власть Советов существует лишь в городах да вдоль линий железных дорог.

Изголодавшийся центр России нахлынул десятками тысяч советских служащих и мешочников на хлебородные украинские губернии, около 200000 советских оккупационных войск расквартированы по городам, местечкам и селам Украины. Для борьбы с повстанчеством приняты меры к мобилизации мужского крестьянского населения и к вывозу мобилизованных на Север и на Урал.

Перед ужасами советского хозяйничанья в Украине бледнеет жестокость австро­германской оккупации. Обозленное реквизициями и насилием крестьянство волнуется, как могучая стихия.

До самых глубин коллективной народной души проникла упорная тяжелая ненависть крестьянина ко всякой насильно навязанной власти. «Сплошь и рядом повстанцами разбираются целые участки железных дорог. Ведь по железным дорогам приезжают комиссары с карательными и реквизиционными отрядами. Как же не разрушать эти пути, как же не попытаться хоть на время преградить доступ в родные села чужакам, идущим походом на имущество, нарушающим покой и саму жизнь».

Много различных властей перевидало за это время украинское крестьянство и, кроме экзекуций и расстрелов, кроме грабежа добра, нажитого тяжелым трудом, кроме надругательства, ничего от пришельцев не видело. Крестьяне не только разуверились в силе и правде власти, не только разочаровались в лозунгах, но вообще дошли до отрицания власти, за исключением своей местной, крестьянской, и не то что всеукраинской, и даже не уездной, а вот своей только волости или даже лишь своего села.

Как на врага смотрят крестьяне в Украине на всякого чужака, пришедшего со стороны.

Увеличилась пропасть между городом и деревней. Не редкость слышать: «огородить бы колючей проволокой города… город душит деревню – ибо в городе сидит эта проклятая, все равно белая или красная, но чужая, враждебная, расстреливающая и грабящая крестьянство власть…»

Кровью заливают Украину большевики. Льется крестьянская кровь, пылают избы украинских сел и хуторов, но идет еще борьба. Пусть стихийная, пусть, может быть, политически недостаточно осознанная, но – борьба! За землю, за волю, за подлинную крестьянскую власть.

Спустя год после выхода этой статьи, к апрелю 1922­го, не столько многократно ширящиеся против крестьян репрессии, сколько убийственный голод, организованный и спланированный бесчеловечными директивами из Москвы и Харькова, подавляющий волю к жизни, сделал свое дело.

Былые грозные многотысячные выступления повстанцев в губернии сменились вялыми и разрозненными попытками голодных бунтов.

Типичной и повсеместной стала картина, отмеченная в апрельском 1922­го года отчете секретаря Камянского райпарткома Мелитопольского уезда о текущем положении дел: «…ежедневные жертвы в каждой волости от 20 и до 25 человек. Положение катастрофическое. В то же время отношение крестьян и рабочих к Соввласти и компартии безразличное. Люди апатичны на фоне недоедания. Воровской бандитизм свирепствует вовсю. Уголовно­преступный бандитизм реже… Политический бандитизм не наблюдается вовсе».

Месяц исключительного значения

«Приходится констатировать, что помощь голодающим в губернии до настоящего времени не выходила за рамки чисто случайного содействия», – отмечал 4 апреля 1922 года председатель запорожского губисполкома Червяков в циркулярном письме, адресованном всем заведующим отделами губисполкома и на места в уезды. Поэтому, резюмировал он, не позднее 5­го апреля по всей губернии проведут месяц усиления и проверки помощи голодающим – тот месяц, который должен сыграть исключительное значение в голодающем Запорожье, «где на нас, находящихся на линии голодного огня, лежит ответственная задача в борьбе с развитием стихии голода».

В тот же день, как позже покажут материалы дела № 43 губернского ревтрибунала, в с. Петропавловка Больше­Токмакского уезда случился акт каннибализма. Впавший в бедность в связи с недородом 1921 года Щербаха Григорий Алексеевич, вдовец 52 лет, отец четверых детей, обезумел от голода, убил и съел, разделив с другими детьми, свою младшую дочь Марию 13 лет. Председатель волисполкома Бубка отмечал в акте, прилагаемом к делу, что «старшая дочь Щербахи Христина 19 лет ушла в Полтаву за хлебом, остальные остались при нем в Петропавловке и сильно голодали. Сначала Щербаха делал попытки прокормить семью и себя, просил милостыню, а потом под влиянием голода убил младшую дочь, употребив мясо убитой в пищу совместно с дочерью Анной 16 лет и сыном Кириллом 14 лет. Затем очередь дошла до Кирилла, которого Щербаха убил и съел вместе с Анной. Кроме того Щербаха убил и вместе с Анной наполовину съел случайно зашедшую к ним в дом просительницу милостыни дочь жителя Петропавловки Лисового. Остатки тела Лисовой обнаружены в погребе, где кроме этого найдено три черепа, кости и большое количество хорошо замороженного человеческого мяса…»

Сообщая о вышеизложенном факте Укомголоду, предволисполкома Бубка докладывал: «…ставлю в известность, что Петропавловка, ввиду впадения ее в сильно катастрофическое положение, ресурсы продовольствия на месте исчерпала и получение с Укомголода незначительное, голодает. Число голодающих – 5226 душ. Больных на почве голода – 1415. Смертных случаев от голода с 1 января 1922 года по 1 мая 544 души. И голод продолжает усиливаться».

О страшном мясном изобилии

В постановлении №31 «Об обязательном запрете продажи мяса и мясопродуктов на базарах уезда» от 5 мая 1922 года председатель Больше­-Токмакского уездного исполкома Худолей сообщал: «В последнее время на рынках отмечают появление и продажу всякого рода мяса, а также изготовление из такового колбас и котлет…»

Многие граждане, отмечал он, испытывая в последнее время голод, приобретают мясо, подбирая всевозможную падаль, павших лошадей, зараженных сапом и другое мясо, не подлежащее употреблению, вплоть до человеческого…

«Потому никакая продажа мяса не может быть производима без соответствующего разрешения ветврача. Продажа же всяких приготовлений из мяса, как то котлет, колбасы, пирожков с мясной начинкой и т.п., строго воспрещается. Милиции вменяется строго следить за исполнением данного постановления, а виновные в нарушении подлежат 6­месячному заключению под арестом или штрафу в 500 миллионов рублей».

Горькая корка хлеба

В протоколе №130 анализа хлеба, предназначенного для голодающих, которые поступали в приемники­лечебницы Мелитопольского уезда, подписанном 14 апреля 1922 года зав. аналитической лабораторией Райх, сказано: «По наружному виду и физическим свойствам хлеб грубый с большим количеством шелухи и отрубей гречихи. Цвет желтый, местами черный, слегка влажный, невзирая на то, что проба взята уже черствого хлеба. При надавливании остается след. Запах обычный, вкус пресный, во рту остается много частиц отрубей и шелухи. Наблюдается загрязнение. Химическое исследование показывает влажность 50%, зольность 6,1% и многократно превышающее норму количество клетчатки. Микроскопическое исследование обнаружило огромное количество мелкой и крупной клетчатки, значительное количество шелухи, крахмальные зерна, примеси сорных трав и разных загрязнений. По данным анализа хлеб признается суррогатным, он плохо усваивается желудком, малопитателен, в особенности негоден для больных».

21 апреля в протоколе №132 анализа этой же лабораторией хлеба, присланного из детдома имени Розы Люксембург Мелитопольского уезда, говорится: «Внешне хлебная лепешка плотная, тяжелая, сверху желтоватого цвета, снизу коричневого, корка изжаренная, внутри закал. Запах неприятный, в изломе крупинки рассыпаются. Скважности нет, пор мало. Наблюдаются трещины в корке и хлебе, вкус горьковатый, неприятный. Влажность ­ 25%, золы ­ 6,5%, реакция слабощелочная, содержание клетчатки много превышает норму. При микроскопическом исследовании обнаружены крахмальные зерна смешанной породы, жировые тельца, пыль и загрязнение. По общему заключению пшеничная мука, применяемая для изготовления лепешек, крайне низкопробная, фальсифицированная и испорченная. Вследствие порчи крахмал частью разложился, а потому плохо выпекается. Значительное количество золы, а также присутствие большого количества клетчатки и шелухи указывает на грубое и неудобоваримое качество муки и изготовленного из нее хлеба».

Милосердие поневоле

22 апреля 1922 года, в день рождения Предсовнаркома РСФСР и «коммунистического вождя мирового пролетариата» Ульянова­Ленина, Народный Комиссариат Юстиции УССР разослал под грифом «весьма срочно­секретно» всем Губюстам, Губревтрибуналам, Губкомам компартии и Губисполкомам для немедленного исполнения циркуляр №78 «Об ограничении арестов и лишении свободы граждан в связи с голодом в Украине».
Положение мест заключения республики, указывалось в нем, катастрофическое в буквальном смысле этого слова. На Украине в допрах (дома принудительных работ) содержатся свыше 20000 заключенных и, несмотря на все настояния Наркомюста о разгрузке мест заключения, цифра эта лишь имеет тенденцию к возрастанию. Между тем Наркомпрод на текущий момент отпускает продовольствие для заключенных по голодному пайку на 20­25% от потребности, и есть все основания полагать, что даже это количество хлеба (другие виды довольствия фактически не отпускаются) будет уменьшено. А, следовательно, если в мае, июне и июле по Украине в допрах будет прежнее число заключенных, их дневной рацион составит не более 22­16 золотников (менее 100 граммов) хлеба, одного хлеба! Это верная смерть. Содержать и кормить десятки тысяч заключенных государство не может ни по соображениям экономическим, ни по политическим, ни по иным. С этим надо считаться как с неоспоримым фактом.
Что же необходимо для решения вопроса, задавались риторическим вопросом в Наркомюсте и Ревтрибунале республики. Во­-первых: максимально, на деле, практически и быстро, без задержки, разгрузить допры, исполняя точно соответствующие предписания НКЮ. Во­-вторых: дать строжайшее предписание всем органам и агентам власти на местах, имеющим право ареста, не сажать без крайней нужды на казенный хлеб, отбирая подписки о невыезде, поручительства, залог и прочие гарантии того, что обвиняемый не скроется от суда. Правом ареста и заключения подследственных на местах определенно злоупотребляют по недоразумению и невежеству. Арест – палка о двух концах: ударяя по обвиняемому, она бьет и по карману государства, который отнюдь не бездонная бочка.
Ставя вопрос, как «ударный, не терпящий и дня отлагательств» необходимо по судебной линии проводить с максимальной твердостью циркуляр Наркомюста об исполнении судебно­-карательной линии. В отношении же мелких должностных преступлений практиковать шире не судебную и следственную волокиту, а меры административного воздействия (штрафы, увольнения со службы, порицания в газетах, партийные выговоры), не загружая судебные органы мелкими кляузными делами уголовного характера.
«Всем Политбюро, Угрозыску, Милиции, Ревтрибуналам губернским, военным и транспортным, Народным и Особым судам, Каротделам,– подчеркивали составители циркуляра, – по получении и ознакомлении, в дальнейшем надлежит строго руководствоваться положениями настоящего циркуляра».

Оклады икон на алтарь голода

Еще на исходе марта 1922-­го Ленин отправил указание членам Политбюро ЦК РКП(б): «…для нас именно данный момент… не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем 99­ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову…

Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому мы должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления».
Указаниям Вождя вторили украинские большевики из Политбюро ЦК КП(б)У: «Слушали: О сборе золота и серебра с церквей в пользу голодающих. Постановили: Дать директиву по партийной и советской линии провести энергичную кампанию за сбор золота и ценностей с церквей в пользу голодающих, используя создавшуюся конъюнктуру в связи с борьбой между автокефалистами и экзархистами. Все собранное на местах должно быть направлено в Харьков, в распоряжение управления Уполнаркомфина».
Не отставали от руководителей и старших товарищей коммунистические функционеры на местах. В протоколе №13 от 2 апреля 1922 года общего собрания Царицинокутской волостной коммунистической ячейки читаем: «…Слушали… о изъятии церковных ценностей в пользу голодающих. Постановили, заслушав заявление:…что попом местной церкви в связи с существующими правилами о сдаче в аренду церкви и об изъятии церковного имущества в пользу голодающих распускается антисоветская пропаганда, строго проследить за проведением намеченной партлинии, точно выяснить намерения попа и по выяснению арестовать такового на предмет привлечения к законной ответственности».

АRA и «ДЖОЙНТ»: буржуазный гуманизм  против бесчеловечности диктатуры пролетариата

В самый разгар голода «буревестник пролетарской революции», писатель Максим Горький, с ведома и по негласному поручению коммунистического руководства Советской России обращается с воззванием «Ко всем честным людям» с просьбой помочь продовольствием и медикаментами.

Будущий президент Североамериканских Соединенных Штатов Герберт Гувер, который в этот момент возглавлял Американскую администрацию помощи (ARA), берется помочь голодающим. Он лишь, хорошо понимая с кем придется иметь дело, ставит два условия: во­-первых, чтобы американской организации в рамках ее гуманитарной деятельности было позволено действовать самостоятельно, по обстоятельствам, исключительно в интересах голодающих и без диктата со стороны партийных и советских функционеров, а во-­вторых, чтобы все граждане США, находящиеся к этому времени в советских допрах и лагерях, были выпущены на свободу.
Требование независимости взбесило Ленина: «Подлость Америки, Гувера и Совета Лиги наций сугубая, – писал он в Политбюро. – Надо наказать Гувера, публично дать ему пощечины, чтобы весь мир видел, и Совету Лиги наций тоже».
Однако миллионы голодающих и полнейшая невозможность справиться без продовольственной помощи извне не оставляют большевикам выбора. Горький от имени советского правительства принимает предложение Гувера.
На борьбу с голодом Конгресс США выделил 18,6 млн долларов. К ним добавились частные пожертвования американских и европейских благотворителей, а также 11,3 млн долларов, вырученные советским правительством от полулегальной продажи за твердую валюту золота и драгоценностей, конфискованных у церкви, а также произведений искусства, реквизированных у «бывших» или изъятых из ставших государственными сокровищниц и музейных коллекций.
К моменту окончания своей деятельности в 1923 году (огульное и голословное вместо благодарности обвинение в шпионаже и сбыте залежалого никчемного товара!) ARA и активно сотрудничающий с ней (а в Украине с июля 1922-­го полностью выполнявший все ее гуманитарные полномочия) Американский еврейский распределительный комитет («Джойнт») по самым скромным подсчетам спасли от голодной смерти и эпидемических заболеваний от 10 до 20 миллионов человек. Весной-­летом 1922-­го в самый пик голода продовольственные наборы АRA и пищу в бесплатных столовых «Джойнт» ежедневно получали 11 миллионов голодающих.
Всего было потрачено в пользу голодающих на территории РСФСР и Украины более 61,6 млн долларов (123,2 млн золотых рублей).
Чтобы оценить эту цифру, надо понять, что лишь малая часть этой помощи, гуманитарные продуктовые наборы-­посылки стоимостью в десять долларов раздавали голодающим миллионами! И каждая посылка – это примерно 53 килограмма еды: 49 фунтов муки, 25 фунтов риса, 3 фунта чая, 10 фунтов жира, 10 фунтов сахара, 20 банок сгущенного молока. Благодаря такому набору семья из 4 человек могла прожить месяц.
Общее число погибших от голода в Украине в 1921-­22 году не известно. Нет таких цифр и по Запорожской губернии. Никто никогда не публиковал эту страшную статистику. Да и существует ли она?
Бесспорно лишь одно: счет голодающих шел на миллионы, а число умерших измерялось сотнями тысяч.
К счастью для всех выживших, международная гуманитарная помощь жертвам пришедшего к власти в стране при помощи лжи и насилия преступного коммунистического режима, что с бездумной легкостью бросал на алтарь голода миллионы человеческих судеб, пришла. Хотя и с запозданием.
…Десять лет спустя такой помощи крестьянам Украины уже не будет. Трагедия повторится, умножившись десятикратно.

Борис Артемов

Результат майже 15­-годинного протистояння енергодарців вже відомий. Хтось слідкував за перебігом подій у прямих ефірах, хтось 15 годин поспіль не виходив із сесійної зали. Інші прийшли на сесію одразу після роботи і залишилися до самої перемоги. А це близько 400 людей. Пенсіонери, молодь, навіть сім’ї з малими дітьми. Всі показали таку єдність, рішучість та принциповість, що, мабуть, вперше за довгий час ми відчули, що таке сила громади і народовладдя

Станом на десяту годину, як і було заплановано, люди прийшли на сесію, щоб депутати виконали вимоги, зазначені в електронній петиції – скасували необґрунтовані тарифи «Тепловодоканалу», які, за різними позиціями, збільшили від чотирьох до семи разів, а також щоб підтримати ще одну петицію щодо матеріальної допомоги дітям­інвалідам. Але влада розіграла стару схему – кворуму не було. Для проведення сесії не вистачало двох депутатів.
І таке відношення обурило людей, які заповнили сесійну залу. На Розводова і Курдю, секретаря ради Нікітіну, юриста виконкому Поліщука, представників «МДЛ» та директорів комунальних підприємств посипалися звинувачення. Та найбільше дісталося міському голові Павлу Музиці. Його назвали некомпетентним, недолугим та нечесним керівником, який втратив довіру всіх виборців міста.
Це ж як треба було працювати, щоб городяни вважали очільника міста і його команду серйозною загрозою для власної безпеки! Про це, зокрема, прямо сказали атовці, шоковані подіями в рідному Енергодарі, який буквально руйнується. Хлопці попередили, що на пряму загрозу будуть відповідати адекватно і не дозволять більше знущатися над людьми.
Після другої години стало зрозуміло, що відсутні депутати і не думають приходити на сесію, прикриваючись раптовими відрядженнями, відпустками і лікарняними, хоча багатьох із них цього дня бачили в місті. Цинізм деяких з них просто зашкалював. Наприклад, Іван Сорока, якого вважають справжнім керівником «Тепловодоканалу» й ініціатором підвищення тарифів, весь час, поки люди чекали початок сесії, «відсиджувався» в одному з кабінетів, розташованих у приміщенні виконкому. Там його і знайшли активісти «Громадського контролю». Після цього депутат просто втік.
Тим часом у сесійній залі не вщухали «пристрасті». Енергодарці були сповнені рішучості не покидати приміщення, доки рішення не будуть прийняті. Коли стало зрозуміло, що від дзвінків депутатам користі не буде, станом на 16­ту годину вирішили знову зібрати членів виконкому. Ситуація повторилася, членів виконкому теж не вистачало для кворуму. Люди запідозрили, що мер спочатку розсилав повідомлення, аби ті не приходили, а вже потім телефонував. Так це чи ні, невідомо, та градус обурення тільки зростав, і потік «компліментів» на адресу Павла Музики не вщухав.
Вже ближче до ночі громада знову зробила спробу організувати сесію. По другому колу Павла Музику буквально змусили телефонувати депутатам. І ми хочемо особливо наголосити на телефонній розмові з депутатом Олегом Кабановим, який до того ж очолює комунальне підприємство «Інформаційні системи». Він прилюдно назвав енергодарців, які прийшли вимагати справедливі тарифи, «тітушнею». Чи може людина, яка займає виборну посаду, безкарно принижувати честь та гідність городян? Чи не повинна вона скласти мандат і чи гідна бути найманим посадовцем? На жаль, у сесійній залі Кабанов не з’явився, хоча людям кортіло подивитися йому в очі і поставити ці запитання.
Енергодарці вимагали від Павла Музики, аби він власноруч написав заяву про звільнення. Також вони хотіли змінити склад виконавчого комітету, звільнити директора КП «ТВК» Грешилова. Та ці пропозиції йому явно не сподобалися. А люди продовжували тримати оборону. Активісти забезпечили харчуванням та питною водою, а співробітники поліції – слідкували за правопорядком. Втім, треба віддати належне й енергодарцям. Революція була емоційною, але безкровною. Владу «били» виключно словом і принциповістю.
Саме завдяки цьому ближче до опівночі кворум таки вдалося організувати. Останньою, вісімнадцятою, в залі з’явилася депутат Галина Железняк. Тож, через 15 годин після початку протистояння депутати таки скасували підвищення тарифів «Тепловодоканалу», утримався тільки Павло Музика. Цієї ночі вони також підтримали петицію щодо матеріальної допомоги дітям­інвалідам.

Каріна Стрєльнікова