Смертельная эволюция

688
0

Десять лет назад 4 марта на своей даче в Конча-Заспе был найден мертвым экс-глава МВД и Государственной налоговой администрации Украины Юрий Кравченко.

Два выстрела в голову как-то не вязались с официальной версией о самоубийстве. Внезапная смерть одного из властных столпов, обрушенных победой оранжевого Майдана, несколько затуманили его светлый демократический ореол. Приоткрылась подспудная сторона политических процессов в Украине, строящихся на преступной круговой поруке, вырваться из которой возможно, лишь покинув мир живых. Уходящая власть заметала следы — Кравченко по роду деятельности, несомненно, был хорошо осведомлен об убийстве журналиста Георгия Гонгадзе. В день смерти Кравченко должен был явиться на допрос в Генеральную прокуратуру.

Спустя десять лет экс-глава Фонда госимущества, впоследствии заместитель главы парламентской фракции Партии регионов Михаил Чечетов решил не дожидаться своей 61-й весны. В ночь на 1 марта он шагнул вниз с 17-го этажа, оставив у открытого окна домашние тапочки, а на письменном столе предсмертную записку: «Нет никаких моральных сил больше жить. Я ухожу. Думаю, так будет лучше для всех. Спасибо всем за поддержку». За пять дней до этого Чечетов вышел под залог из СИЗО, куда его отправили по подозрению в совершении уголовного преступления — подлога при принятии законов 16 января, давших толчок к эскалации противостояния на Евромайдане. Нет сомнений, что официальная версия о самоубийстве останется таковой, как очевидна и неофициальная, косвенная — Чечетов слишком много знал. За десять лет культура смены власти в Украине прошла грандиозный путь от сомнительного самоубийства двумя выстрелами в голову до стопроцентного падения с высоты. Чисто символическая эволюция имеет еще и единичный характер. Валентину Семенюк-Самсоненко, которая возглавила Фонд госимущества после Чечетова, в августе прошлого года застрелили в голову из охотничьего ружья. Убийцы не установлены.

Фонд госимущества, возглавляемый Чечетовым с 2003 по 2005 годы, занимался распределением госактивов среди олигархов и их ставленников, которые, в том числе благодаря действиям Чечетова, процветают и сегодня, несмотря на переход в оппозицию. В связи с этим трудно сказать, что толкнуло политика на отчаянный шаг: страх перед уголовным наказанием или же давление бывших соратников, опасающихся разглашения сведений об их коммерческой деятельности. Вероятность узнать правду минимальна, как и в случае с Кравченко, Семенюк-Самсоненко и многими другими.

Константы в правящих кругах неизменны. Чечетова хоронили под мелодии песен Фрэнка Синатры, известного своими связями с мафией. Но меняется восприятие реальности, в которой живут люди, отвечающие и еще недавно отвечавшие за развитие страны. Сегодня, когда свежи воспоминания о выходе из Дебальцево, когда погибших под завалами Донецкого аэропорта достали лишь на прошлой неделе, когда штаб АТО продолжает ежедневно сообщать о потерях на передовой, понятия ценности жизни и страха смерти приобрели новый смысл. Гибель солдата героична, а смерть депутата — позор для всех политиков. Потому что трудно сопоставить масштаб переживаний бывшего чиновника или нардепа, выпавшего из окна двухэтажной квартиры, и горе матери, лишившейся сына. Трудно.

Феноменальна при этом степень сострадания украинцев, вышедших на площади городов почтить память российского политика. Оппозиционер Борис Немцов был противоречивой личностью. Так сложилось, что его критика в отношении Путина совпала с настроениями наших патриотически настроенных сограждан. Все же нельзя не признать, что слова в поддержку Украины являлись для российского оппозиционера данью политической конъюнктуре. Поэтому соболезнования соотечественников — это больше осуждение зверского убийства, чем реальное сопереживание горю российской оппозиции. Слишком она далека и неясна, да и есть нам кого оплакивать.

Персональная скорбь всегда значительнее коллективного траура. Смерть уравнивает всех, кого-то все же предает забвению, а кого-то возносит на героический пьедестал. Все проверяется временем. Но когда массово гибнут простые люди, умножая личное горе, смерть отдельных и видных уже не воспринимается как нечто выходящее из ряда вон. Это еще одна сторона войны.

Евгений ЗЮЗИН