В 1921 году существенный недород в Запорожской губернии озимых культур и гибель вследствие небывалой засухи зерновых на значительной части яровых посевов обусловили надвигающуюся угрозу голода.
В еще большей мере усилил угрозу и превратил ее в трагическую реальность массовый, невзирая на сложившиеся в губернии чрезвычайные обстоятельства, заранее спланированный вывоз запорожского хлеба «с Украины на Север».
«Раковский (член ЦК РКП(б) и одновременно Председатель СНК УССР) определяет приблизительно урожай в Украине количеством не менее 550—650 миллионов пудов, – делился в те дни своими соображениями и планами по изъятию украинского хлеба с товарищами по РКП(б) и правительству РСФСР тамошний Предсовнаркома Ленин. – Отнимая 150 миллионов пудов на засев и 300 миллионов на прокорм семьи и скота, имеем остаток (550–450=100, 650–450=200) в среднем около 150 миллионов пудов. Если поставить в Украине армию из голодных (российских) губерний, этот остаток можно было б собрать (налог + товарообмен + отдельные реквизиции с богатых на помощь голодным) полностью».
Откровенный грабеж украинского крестьянина, обрекавший его на неминуемую смерть, в полном соответствии с указаниями Предсовнаркома РСФСР необходимо было повсеместно сопровождать уже ставшими привычными кумачово-трескучими революционными лозунгами. О «пролетарском интернационализме и классовой солидарности». О «жирующем на нужде голодной бедноты украинском кулаке-мироеде». О «напряжении всех сил». О «поддержке братского Донбасса, Москвы и Красной Армии, находящихся в тяжелом положении». И, конечно, о неотвратимости немедленного подавления малейшего сопротивления «выполнению государственной продовольственной разверстки». Неминуемая кара за попытку утаить от продотрядов хотя бы часть кровного должна была восприниматься как освященное законом и пролетарским гневом возмездие за посягательства на завоевания революционного интернационала и власти прокоммунистических советов.
Все это привело к тому, что уже зимой 1922 года, практически исчерпав запасы продовольствия, население большей части Украины и прежде всего Запорожской губернии оказалось в катастрофическом положении. К середине весны 1922-го продовольственная катастрофа достигла своего пика.
Немногочисленные сохранившиеся архивные документы лишь тезисно, «пунктирно» очерчивают ситуацию, сложившуюся в одной из наиболее пострадавшей от голода украинской губернии. Но даже эти разрозненные «штрихи» дают возможность ощутить весь масштаб трагедии…
Царь голод. Запорожское измерение
Ввиду сильно распространившегося по губернии голода, отмечали едва ли не ежедневно функционеры запорожского Губисполкома и Губкомпомголода в секретных докладных, отчетах и телеграммах, что слали адресатам во Всеукраинский Центральный Исполнительный Комитет, ЦК КП(б)У и Наркомат Внутренних Дел республики, что происходит «сильный падеж скота от бескормицы и человеческая смертность на почве голода».
Количество голодающих растет с каждым днем. Падаль и пищевые суррогаты (кору, листья, курай) люди едят без всякого отвращения. Употребление в пищу собак и кошек становится обычным явлением, но и такая возможность иссякает. На почве голода повсеместно происходят кражи хлеба и всего съедобного, и с такими преступлениями нет возможности бороться. Воровской бандитизм свирепствует. Обнаружены случаи людоедства. Ширится эпидемия голодного тифа, возникла угроза распространения холерной инфекции.
Изменить положение дел к лучшему на местах собственными силами, без сторонней помощи, не представляется возможным. Продовольственное снабжение из центра отсутствует. Помощь международных благотворительных организаций признают буржуазной, контрреволюционной и зачастую блокируют центром, Москвой и Харьковом. Все доступные средства исчерпаны. Местных ресурсов нет. Советские органы на местах разваливаются. Во внутрипартийных настроениях можно заметить апатию, работу «спускают» на почве недоедания.
По имеющимся сведениям Губкомпомголода к концу апреля 1922го в губернии голодают 893660 человек. Голодающие волости разделены на категории в целях более верного и скорейшего оказания помощи, при возникновении такой возможности:
1я категория – это 44 волости с числом голодающих 759731 чел., которые находятся в катастрофическом положении и требуют немедленного безотлагательного оказания помощи;
2я – 438991 голодающий в 46 волостях, что находятся в тяжелом положении и помощь которым должна быть оказана во вторую очередь;
3я категория – 40 волостей с числом голодающих 94988 чел., способных еще некоторое время продержаться на местных средствах.
Обстоятельства и отсутствие помощи из центра заставляют на местах в губернии обсуждать два подхода к возможному оказанию помощи голодающим. Первый – помогать лишь трудоспособным и более сильным, остальных же оставить на произвол судьбы. Второй – поддерживать, прежде всего, детей, организовав медпункты для других категорий населения и сдерживая, по мере возможности, количество умирающих. Оба эти подхода, отмечал зампредгубисполкома Гаврилов, крайне жестоки. Но другого выхода нет, ведь обещанная из центра продовольственная помощь едва ли выражает четверть потребности. А так как даже из обещанного губерния на деле получает не более мизерной десятой части, то вопрос о помощи, по сути, сводится к нулю.
Прибегать к такой ужасной необходимости выбора заставляют отсутствие всякой надежды на получение реальной помощи последствиям голода в губернии и результаты неутешительной статистики Помголода. Из каждой тысячи умирающих 950 приходится на иждивенцев. А значит, помогая всем без исключения, не удается спасти никого.
Голодный красный штык на запорожский прокорм
…Жаждущий хлеба Север нахлынул на плодородные украинские земли десятками тысяч переселенцев, бегущих от голодной смерти на Юг целыми семьями.
В южных губерниях Украины, еще охваченных отголосками былых волнений против засилья чужаков, «железной рукой» пролетарских «чрезвычаек» и штыками отрядов «чон»частей особого назначения наводят должный советский порядок. В села, местечки и города для этой же цели массово, в спешном порядке, в дополнение к уже существующим гарнизонам, вводят новые многотысячные армейские части и соединения из перемещаемых из РСФСР войск.
«Если (российский) район, охваченный неурожаем и голодный, занимает территорию с 25 миллионами населения, – резюмировал Предсовнаркома РСФСР Ленин, – то не следует ли рядом мер самых революционных взять именно из этого района молодежь в армию в количестве около 500 тысяч штыков? (и даже, может быть, до 1 миллиона?). Цель: помочь населению до известной степени, ибо прокормим часть голодных, и, может быть, посылками домой хлеба поможем до известной степени голодным. Это первое. А второе: поместить эти 1/2 миллиона в Украине, чтобы они помогли усилению продработы, будучи сугубо заинтересованными в ней, особенно ясно сознавая и чувствуя несправедливость обжорства богатых крестьян в Украине».
На территории Запорожской губернии в это время располагаются соединения вновь формируемого 7 стрелкового корпуса под командованием Ивана Грязнова в составе 25й «Чапаевской» и 30й Иркутской стрелковых дивизий.
«Распоряжение…о выдаче Красной Армии семенного материала и хлеба, предназначенного голодающему населению, вызывает сильное возмущение…» – шлет телеграмму в Харьков Украинскому Военному Совету и ЦК КП(б)У начдив Грязнов.
«Положение со снабжением продовольствием войсковых частей катастрофическое, ни хлеба, ни крупы нет. Обещанные вами вагоны с хлебом не прибыли. Кроме нашего постоянного гарнизона, прибыл 25 полк, также без продовольствия…» – сообщает в Запорожский губисполком председатель Мелитопольского уисполкома Белов.
Голод в Украине в целом и в Запорожской губернии в частности ничто по сравнению с голодающим населением Поволжья, на котором и надо сосредоточить все внимание. Тем более, что украинцами на местах для оказания самостоятельной помощи голодающим делается очень мало, а статистика голодающих панически завышена, утверждает Председатель Всероссийского ЦИК Калинин при обсуждении в Харькове на заседании ЦК Помголода просьбы председателя комиссии помощи голодающим мелитопольского уездного комитета КП(б)У.
Призывает Запорожский Губисполком и Губком энергичнее оказывать продовольственную помощь дислоцированным в губернии частям Красной Армии секретарь ЦК КП(б)У Мануильский.
Требует беспрекословно, не обращая внимания ни на что, кормить расквартированные воинские части секретарь ЦК КП(б)У Косиор: «Многие губернии ограничились торжеством, не оказывая реальную помощь. В Запорожье наблюдаем формальное отношение к своему шефству. ЦК КП(б)У категорически предлагает принять все меры для реальной помощи прикрепленным частям. Из последних ресурсов поделитесь с Красной Армией. Укрепите действительную моральную связь…»
Воля, сломленная голодом
До весны 1918 года Украина жила относительно спокойно. За три же последующих года, писала в марте 1921го выходящая в Праге газета партии российских эсеров «Воля России», украинское крестьянство, видевшее ранее Центральную Раду, гетманщину и австрогерманцев, войска Директории, Деникина и Врангеля, в полной мере, кроме того, узнало, к своему горю, что такое комиссарыкоммунисты и что такое Советская власть.
Завоевание Украины Советской властью, было, по существу, походом голодного Севера на хлебный Юг.
Начались реквизиции, появились карательные и продовольственные отряды – вся Украина всколыхнулась и покрылась десятками повстанческих отрядов.
Махно, Струк, Тютюнник, Зеленый, Ангел, Соколовский и еще десятки других атаманов захватывали города, занимали целые уезды, и всюду население добровольно пополняло их поредевшие ряды, кормило, укрывало и всячески помогало в борьбе за крестьянство и его права против непрошеной власти чужих людей с севера. Советы не имели тыл. Деревня целиком выступила против чужой для нее непонятной и грабительской власти.
И сегодня еще Украина охвачена пожаром восстаний, и власть Советов существует лишь в городах да вдоль линий железных дорог.
Изголодавшийся центр России нахлынул десятками тысяч советских служащих и мешочников на хлебородные украинские губернии, около 200000 советских оккупационных войск расквартированы по городам, местечкам и селам Украины. Для борьбы с повстанчеством приняты меры к мобилизации мужского крестьянского населения и к вывозу мобилизованных на Север и на Урал.
Перед ужасами советского хозяйничанья в Украине бледнеет жестокость австрогерманской оккупации. Обозленное реквизициями и насилием крестьянство волнуется, как могучая стихия.
До самых глубин коллективной народной души проникла упорная тяжелая ненависть крестьянина ко всякой насильно навязанной власти. «Сплошь и рядом повстанцами разбираются целые участки железных дорог. Ведь по железным дорогам приезжают комиссары с карательными и реквизиционными отрядами. Как же не разрушать эти пути, как же не попытаться хоть на время преградить доступ в родные села чужакам, идущим походом на имущество, нарушающим покой и саму жизнь».
Много различных властей перевидало за это время украинское крестьянство и, кроме экзекуций и расстрелов, кроме грабежа добра, нажитого тяжелым трудом, кроме надругательства, ничего от пришельцев не видело. Крестьяне не только разуверились в силе и правде власти, не только разочаровались в лозунгах, но вообще дошли до отрицания власти, за исключением своей местной, крестьянской, и не то что всеукраинской, и даже не уездной, а вот своей только волости или даже лишь своего села.
Как на врага смотрят крестьяне в Украине на всякого чужака, пришедшего со стороны.
Увеличилась пропасть между городом и деревней. Не редкость слышать: «огородить бы колючей проволокой города… город душит деревню – ибо в городе сидит эта проклятая, все равно белая или красная, но чужая, враждебная, расстреливающая и грабящая крестьянство власть…»
Кровью заливают Украину большевики. Льется крестьянская кровь, пылают избы украинских сел и хуторов, но идет еще борьба. Пусть стихийная, пусть, может быть, политически недостаточно осознанная, но – борьба! За землю, за волю, за подлинную крестьянскую власть.
Спустя год после выхода этой статьи, к апрелю 1922го, не столько многократно ширящиеся против крестьян репрессии, сколько убийственный голод, организованный и спланированный бесчеловечными директивами из Москвы и Харькова, подавляющий волю к жизни, сделал свое дело.
Былые грозные многотысячные выступления повстанцев в губернии сменились вялыми и разрозненными попытками голодных бунтов.
Типичной и повсеместной стала картина, отмеченная в апрельском 1922го года отчете секретаря Камянского райпарткома Мелитопольского уезда о текущем положении дел: «…ежедневные жертвы в каждой волости от 20 и до 25 человек. Положение катастрофическое. В то же время отношение крестьян и рабочих к Соввласти и компартии безразличное. Люди апатичны на фоне недоедания. Воровской бандитизм свирепствует вовсю. Уголовнопреступный бандитизм реже… Политический бандитизм не наблюдается вовсе».
Месяц исключительного значения
«Приходится констатировать, что помощь голодающим в губернии до настоящего времени не выходила за рамки чисто случайного содействия», – отмечал 4 апреля 1922 года председатель запорожского губисполкома Червяков в циркулярном письме, адресованном всем заведующим отделами губисполкома и на места в уезды. Поэтому, резюмировал он, не позднее 5го апреля по всей губернии проведут месяц усиления и проверки помощи голодающим – тот месяц, который должен сыграть исключительное значение в голодающем Запорожье, «где на нас, находящихся на линии голодного огня, лежит ответственная задача в борьбе с развитием стихии голода».
В тот же день, как позже покажут материалы дела № 43 губернского ревтрибунала, в с. Петропавловка БольшеТокмакского уезда случился акт каннибализма. Впавший в бедность в связи с недородом 1921 года Щербаха Григорий Алексеевич, вдовец 52 лет, отец четверых детей, обезумел от голода, убил и съел, разделив с другими детьми, свою младшую дочь Марию 13 лет. Председатель волисполкома Бубка отмечал в акте, прилагаемом к делу, что «старшая дочь Щербахи Христина 19 лет ушла в Полтаву за хлебом, остальные остались при нем в Петропавловке и сильно голодали. Сначала Щербаха делал попытки прокормить семью и себя, просил милостыню, а потом под влиянием голода убил младшую дочь, употребив мясо убитой в пищу совместно с дочерью Анной 16 лет и сыном Кириллом 14 лет. Затем очередь дошла до Кирилла, которого Щербаха убил и съел вместе с Анной. Кроме того Щербаха убил и вместе с Анной наполовину съел случайно зашедшую к ним в дом просительницу милостыни дочь жителя Петропавловки Лисового. Остатки тела Лисовой обнаружены в погребе, где кроме этого найдено три черепа, кости и большое количество хорошо замороженного человеческого мяса…»
Сообщая о вышеизложенном факте Укомголоду, предволисполкома Бубка докладывал: «…ставлю в известность, что Петропавловка, ввиду впадения ее в сильно катастрофическое положение, ресурсы продовольствия на месте исчерпала и получение с Укомголода незначительное, голодает. Число голодающих – 5226 душ. Больных на почве голода – 1415. Смертных случаев от голода с 1 января 1922 года по 1 мая 544 души. И голод продолжает усиливаться».
О страшном мясном изобилии
В постановлении №31 «Об обязательном запрете продажи мяса и мясопродуктов на базарах уезда» от 5 мая 1922 года председатель Больше-Токмакского уездного исполкома Худолей сообщал: «В последнее время на рынках отмечают появление и продажу всякого рода мяса, а также изготовление из такового колбас и котлет…»
Многие граждане, отмечал он, испытывая в последнее время голод, приобретают мясо, подбирая всевозможную падаль, павших лошадей, зараженных сапом и другое мясо, не подлежащее употреблению, вплоть до человеческого…
«Потому никакая продажа мяса не может быть производима без соответствующего разрешения ветврача. Продажа же всяких приготовлений из мяса, как то котлет, колбасы, пирожков с мясной начинкой и т.п., строго воспрещается. Милиции вменяется строго следить за исполнением данного постановления, а виновные в нарушении подлежат 6месячному заключению под арестом или штрафу в 500 миллионов рублей».
Горькая корка хлеба
В протоколе №130 анализа хлеба, предназначенного для голодающих, которые поступали в приемникилечебницы Мелитопольского уезда, подписанном 14 апреля 1922 года зав. аналитической лабораторией Райх, сказано: «По наружному виду и физическим свойствам хлеб грубый с большим количеством шелухи и отрубей гречихи. Цвет желтый, местами черный, слегка влажный, невзирая на то, что проба взята уже черствого хлеба. При надавливании остается след. Запах обычный, вкус пресный, во рту остается много частиц отрубей и шелухи. Наблюдается загрязнение. Химическое исследование показывает влажность 50%, зольность 6,1% и многократно превышающее норму количество клетчатки. Микроскопическое исследование обнаружило огромное количество мелкой и крупной клетчатки, значительное количество шелухи, крахмальные зерна, примеси сорных трав и разных загрязнений. По данным анализа хлеб признается суррогатным, он плохо усваивается желудком, малопитателен, в особенности негоден для больных».
21 апреля в протоколе №132 анализа этой же лабораторией хлеба, присланного из детдома имени Розы Люксембург Мелитопольского уезда, говорится: «Внешне хлебная лепешка плотная, тяжелая, сверху желтоватого цвета, снизу коричневого, корка изжаренная, внутри закал. Запах неприятный, в изломе крупинки рассыпаются. Скважности нет, пор мало. Наблюдаются трещины в корке и хлебе, вкус горьковатый, неприятный. Влажность 25%, золы 6,5%, реакция слабощелочная, содержание клетчатки много превышает норму. При микроскопическом исследовании обнаружены крахмальные зерна смешанной породы, жировые тельца, пыль и загрязнение. По общему заключению пшеничная мука, применяемая для изготовления лепешек, крайне низкопробная, фальсифицированная и испорченная. Вследствие порчи крахмал частью разложился, а потому плохо выпекается. Значительное количество золы, а также присутствие большого количества клетчатки и шелухи указывает на грубое и неудобоваримое качество муки и изготовленного из нее хлеба».
Продолжение следует
Борис Артемов
